Пошатнувшийся трон. Правда о покушениях на Александра III - Виталий Раул

В письме от 4 апреля 1881 года княгиня, еще находясь в плену определенных иллюзий, пишет императору:

«Милый Саша, хотя я надеюсь увидеть тебя в понедельник, я принуждена тебе написать, чтобы попросить тебя позволить мне на несколько недель переехать в Елагинский дворец, доктора настаивают, чтобы я отсюда выехала. Я не решалась ни на какие переезды, но ночью со мной сделался легкий удар нервной, и мне очень дурно. Ты мне позволишь переехать в Гатчину после вашего отъезда в Петергоф. Извини, что я так дурно пишу, но этому виновата рука, которая ужасно дрожит. Сердечно обнимаю Тебя, милый Саша, и милую Минни, и надеюсь до свидания в понедельник, около трех часов. Не забывай, что Ты во мне имеешь истинного друга.

Катерина» [8].

Светлейшая княгиня Юрьевская

Увы, желания княгини не находили отклика у императора, и тональность писем стала меняться по мере осознания ею своего истинного положения. В конце апреля, когда Юрьевскую вынудили покинуть апартаменты в Зимнем дворце и переехать на новое место жительства в малый Мраморный дворец, на Гагаринской, д. 3, она снова была вынуждена обратиться к Александру III:

«Милый Саша.

От души поздравляю Тебя, Минни и милого Жоржи и желаю счастья и утешения. Поцелуй от меня Жоржи и передай ему подарки, которые я сама хотела ему привести сегодня… Телеграмма Твоя была мною получена в ту минуту, когда я садилась в карету, и я очень сожалею, что Минни не желала видеть меня эти дни.

Мне очень много нужно было тебе передать, но в письме невозможно все это объяснять, а пока прошу Тебя приказать Адлербергу поспешить прислать копию завещания, так как это задерживает окончание моего завещания. Еще прошу тебя, милый Саша, из уважения к нашему Ангелу, позволить некоторым людям, которые при Нем непременно состояли, оставаться на коронной службе и быть причисленными ко мне, когда я перееду из дворца, и позволь мне перевести все те экипажи и лошадей, которые составляли мой штат. Это будет составлять последнюю мою просьбу к Тебе. Извини, что я тебя беспокою, но я обращаюсь к Тебе как к единственному другу, который понимает мое страшное горе и для которого память Нашего Ангела останется навсегда святой обязанностью. Обнимаю Тебя крепко и милых детей, и не забывай, что моя дружба к Тебе останется неизменным чувством.

Тебя любящая Екатерина».

Несмотря на изменившиеся отношения с семьей императора, княгиня Юрьевская демонстрировала свое достоинство и уверенность в принадлежащем ей по праву, сохраняя выдержку и элементарную вежливость.

Общение княгини с императором происходило через Министерство двора, где ей последовательно отказывали во всем, что перестало быть привилегией супруги императора. Содержание оформленного в собственность княгини малого Мраморного дворца выливалось в серьезные суммы. В целом обстановка складывалась таким образом, что жить далее в Петербурге становилось невыносимо. Возможно, ей намекнули, что не гарантируют личную безопасность. Закончив все дела по оформлению завещания, княгиня приняла решение выехать в Европу. Перед отъездом, ровно через год после гибели Александра II, она еще раз написала императору:

«Милый Саша, извините, что я Вас беспокою, но моя обязанность не скрывать от Вас то, что было дано мне и Гого Вашим отцом. 1-го января прошлого года Государь мне объявил при свидетелях, что он мне дает Орден Св. Екатерины 1-ой степени и что он записывает Гого в Преображенский полк в роту Его Величества…

Милый Саша, Вы могли сами убедиться, что я не самолюбива, и я никогда не обратилась бы к Вам с подобной просьбой, если бы мне не были бы даны эти права Вашим Отцом, тем более, что мне в жизни, вероятно, никогда не придется надевать этот орден, ввиду моей уединенной жизни, то же самое и Гого, который не перестанет носить траур, но я слишком дорожу малейшим предметом, подаренным мне Вашим Отцом, чтобы отказаться от прав, данных нам Государем. Вы, как честный сын, исполните Святую волю Отца, которую Он не успел передать на бумаге…

Любящая Вас. Екатерина».

После этого письма и формального ответа все встало на свои места, и понимание своей жизненной ситуации стало принимать реальные очертания. В пасхальные дни апреля 1881 года княгиня Юрьевская нанесла свой последний визит монаршей семье в Гатчине. Приняла ее императрица Мария Федоровна. Юрьевская оказалась среди многих представлявшихся в этот день лиц разных званий и сословий. Сама обстановка приема — скоротечная и формальная — была для нее оскорбительна и жестока.

Камерюнгфер княгини Вера Боровикова вспоминала:

«Год мы прожили в России после смерти Государя, а потом уехали за границу. Как тяжело было это время, когда готовились к отъезду. Я только и говорила, что нам не следовало бы уезжать из России, где есть святая могила Государя, да и княгине очень не хотелось ехать и покидать драгоценную могилу Государя.

Каждый день она плакала и говорила, что ей в России оставаться нельзя, что Царская Фамилия переменила к ней свое расположение без всякой причины и ее это оскорбляет…

Поехали мы в апреле, ровно через год после смерти Государя, прямо в Париж. Сопровождали нас управляющий полковник Долинский и Шебеко» [9].

Перед выездом, оформляя документы, чиновники из Министерства двора указали княгине, что она покидает Россию как частное лицо, а вовсе не как вдова императора. Понятно, что выполнялось указание Высшей инстанции… К этой мере добавилось еще и запрещение пользоваться царскими комнатами для отъезжающих на пограничной станции Вержболово. Это стало последней каплей унижения для княгини Юрьевской, которую буквально выталкивали из страны. Свои чувства негодования Екатерина Михайловна излила в письме Александру III от 26 июня 1882 года, уже находясь в Европе:

«Милый Саша.

Приказание Ваше, данное мне через Министерство Двора, не может быть мною исполнено, так как я не вправе отказаться от прав, данных мне Вашим Отцом. Раз что Он на мне женился и называл меня как перед Вами, так и перед всеми своей женой, то после смерти Его я Его вдова, и этого переменить никто не может… Министерство Двора просило мне передать, что запрещено меня впускать в Царские комнаты в Вержболово… Эта дерзость есть прямой намек на то, чтобы я не возвращалась в Россию. Если это так, то прошу Вас, милый Саша, написать мне, что Вы желаете, чтобы я не возвращалась, а не прибегать к разным мелочным придиркам и шиканьям. Убедительно прошу Вас, из любви к Вашему Отцу, прочитать его завещание, в котором Он вас просит быть нашим защитником и другом. Не в шиканьях, придирках и оскорблениях Он понимал дружбу, которую Он от Вас желал. Все ему видно с Неба, и Он не меня обвинит в чем-нибудь. Напротив того, Он, как и Вы, видите, как я себя держу, и сделала ли я что-нибудь неприятного Вам со дня Его смерти, и сколько терпения надо было мне, чтобы перенести все оскорбления.