Быть зверем - Юрий Стукалин

Ник с панамкой свернулись калачиком, оплетя друг друга руками, и сладко спали, уткнувшись носами и посапывая, как маленькие щенята. Опустевшая бутылка валялась рядом…

Спустя час мы с Камилой попытались разбудить сладкую парочку, но ответом нам было лишь нечленораздельное бурчание. Делать было нечего, и, взвалив их себе на плечи, мы кое-как дотащились до дороги, где всунули обмякшие, полураздетые тела в такси. Я подвез девушек к их отелю и, пока Никита спал в такси, под внимательным взглядом портье помог Камиле занести ее подругу в номер.

– Ты обязательно позвони мне, пожалуйста, – сказала Камила, сунув мне в руку свою визитку с номером мобильного телефона, а затем, немного помедлив, добавила: – Не думай, я не прыгаю в постель к мужчине в первый же вечер. Просто ты… ты не похож на тех, кого я знала. Позвони. Я буду ждать.

Мне не хотелось уходить, но внизу, в такси меня ждало безжизненное тело друга, с которым завтра нам предстоял нелегкий путь. Тело должно было проспаться и быть готовым провести за рулем часов пять. Я поцеловал Камилу, попрощался и вышел.

Утро следующего дня началось для нас после полудня. Шум улицы наконец разбудил нас, напоминая, что впереди ждут яркое солнце и дальняя дорога.

– Доброе утро, герой, – приветствовал я Ника, с трудом слезая с постели.

– Эх… мне б сейчас в публичный дом, – потягиваясь, произнес он в ответ, даже не открыв глаз.

– Ты когда-нибудь успокоишься, кролик?

– Когда-нибудь да. Лет эдак через сорок, – он приоткрыл один глаз. – Сколько времени?

– Половина третьего.

– Утра?

– Четырнадцать часов тридцать минут, – уточнил я, понимая, что его мозг пока еще не может совладать со столь сложной задачей.

– Надо вставать.

Я с усмешкой взглянул на него. Кажется, его мозг понемногу включался в работу.

– Как я ее вчера! – Ник мечтательно закатил глаза.

– Кого? – не сразу понял я, что он имеет в виду.

– Панамку.

– Да, парень, ты вчера был на высоте, – мне не хотелось его разочаровывать. – Она визжала на весь пляж.

– А я ее и так и сяк, – продолжал он, и я понял, что эротические сны – великое дело.

– Ну да, и даже на лыжах научил кататься. – Я уже не мог сдерживаться и рассмеялся.

– Как это? – Он оторвал голову от подушки и удивленно посмотрел на меня.

– Да и так и сяк.

– Не помню. – Он на секунду задумался, пытаясь собрать воедино картинки вчерашней ночи. – Ладно, пойду-ка я лучше приму холодный душ.

Ник вылез из-под одеяла, внимательно посмотрел на свои ноги, снял носки и отправился в ванную комнату.

Позавтракать мы смогли только в обед. Допивая четвертый фужер апельсинового сока, Никита смущенно спросил:

– Я вот пытаюсь вспомнить, чем же вчера все закончилось?

– Благодарная панамка донесла тебя до номера. Сказала, что никогда не встречала такого мачо и готова стать твоей верной подругой жизни на сегодняшний вечер.

– А мы что, сегодня с ними опять встречаемся? – голос его оживился.

– Ага, – нагло соврал я.

– А где?

– Ты обещал ей, что будешь ждать ее вечером под часами на Киевском вокзале.

– Серьезно?

– Да.

– Круто. – Он отставил опустевший фужер и притянул к себе тарелку с лобстером.

– Если ты забыл, напоминаю, что сегодня мы берем в аренду машину и уезжаем в Мериду.

Ник некоторое время задумчиво ковырялся вилкой в лобстере, а потом робко спросил:

– А может быть, а ну ее, Мериду эту?

– А как же развалины древних городов? Сельва? Мы же два месяца маршрут разрабатывали.

– Ну да, – Ник замялся. – Но здесь такие тетки! Такие панамки!

– А ты знаешь, какие они в Мериде! – нашел я новый довод для расстроенного соратника.

– Какие?

– Индейские!

– Индеек у меня еще не было. – В его глазах появились проблески любопытства, и уже через час мы ехали на небольшом джипе «Ранглер» в сторону Мериды, прежней испанской столицы Юкатана, откуда после короткого отдыха должны были проследовать в сторону Кампече.

10 ноября 1903 года. Город Мерида, столица Юкатана

«Сегодня ко мне подошел дряхлый старик-индеец, чье лицо было настолько изборождено морщинами, что возраст его, несомненно, давно уже перевалил лет за сто. Он предложил купить у него старинную рукопись, написанную, по его словам, одним из его предков вскоре после испанского завоевания. Древность ее не вызывает у меня сомнений. Обтрепанные, пожелтевшие страницы испещрены латинскими буквами, аккуратно выписанными чьей-то твердой рукой, но язык мне не знаком. Он держал меня за локоть своими узловатыми пальцами, кожа на которых напоминала пергамент, и умолял купить ее. Бедняга, он умирал и очень хотел оставить немного денег своему сыну-калеке, которого любил со всей нежностью, на которую только способен преданный родитель. Он сказал, что род его принадлежал к царствующей семье и предок его обучался письму у испанских монахов, что в те времена было довольно частым явлением. Он не знал, о чем говорится в рукописи, но передавалась она от отца к сыну на протяжении многих поколений, пока не попала к нему. Скорее всего он просто жалкий воришка, каковых много встречается в этой бедной стране, и раздобыл эту редкостную вещь нечестным путем… Мое внимание привлекли необычные бусы из нефрита, висевшие на его шее. На каждой бусине было выцарапано по иероглифу, каждый из которых отличался от других. Прежде я не видал таких украшений среди индейцев и предложил старику купить их у него, но, к моему величайшему удивлению, он наотрез отказался…»

Январь 1530 года. Территория современного штата Чиапас

Когда отряд во главе с Гарсией скрылся из виду, один из оставшихся солдат спрыгнул с коня, повернулся к своему товарищу и сказал, указывая на мертвого капитана:

– Что будем с ним делать, Хуан?

– Гарсия приказал похоронить его как доброго христианина. – Хуан сплюнул и усмехнулся. – Если мы будем копать, то застрянем здесь на час, а потом поди догони их в этой глуши.

Спешившийся солдат подошел к телу капитана, задумчиво посмотрел на него с минуту, а затем присел на землю и махнул Хуану, чтобы тот присоединялся к нему:

– Вообще-то, он мне никогда не нравился… особенно сейчас.

Хуан кряхтя слез с лошади и растянулся на земле:

– Слушай, Хосе, давай бросим его в заросли. Звери сожрут. А нам уже давно следует отдохнуть. Да и лошадям тоже, а то, неровен час, загоним их.