Мы, утонувшие - Карстен Йенсен

На линкоре пока не понесли больших потерь. Ранним утром был убит квартирмейстер из Нюборга. После ранили еще двоих, но корабль не получил ни одного серьезного повреждения. В то же время капитан первого ранга Палудан вынужден был констатировать, что интенсивная бомбардировка батарей на северном и южном береге также не привела к существенным потерям для противника. Битва продолжалась уже более шести часов и без какого-либо намека на победу. Однако отступить было невозможно. Это понимали все. Пароходы «Гекла» и «Гейзер» выведены из игры, и ветер встречный. А потому капитан-командор Палудан решил поднять белый флаг. Еще не капитуляция, лишь временное перемирие.

К берегу отправили на шлюпке лейтенанта с письмом; он тут же возвратился с сообщением, что ответа можно ожидать через час. На «Кристиане Восьмом» закрепили марсель и фок, команде роздали хлеб и пиво. На палубе все еще царил порядок, и, хотя все оглохли от канонады, не было и тени уныния. Они испытывали разве что смутное беспокойство в связи с ходом сражения. Они видели, что «Гефион» сильно пострадал, но о кровавом хаосе на нашей палубе им некому было поведать.

Лаурис сидел себе и утолял голод хлебом, еще не зная своей судьбы.

Тем временем тысячи людей из города Эккернфёрде наводнили оба берега. Лаурис глядел на них, жуя свой хлеб, и вскоре заметил, что из города народ выгнало не праздное любопытство. В полях развели большие костры. Люди собирали разбросанные по берегу железные ядра, клали в огонь, нагревали докрасна, после чего доставляли на позиции. На дороге, ведущей из Киля, показались орудия на конной тяге и расположились вместе с расчетами за каменными ограждениями, окружавшими окрестные поля.

Лаурис помнил рассказы отца о войне, когда на Марсталь напали англичане. Два английских фрегата бросили якоря к югу от города. Они пришли, чтобы забрать в плен марстальские корабли, которых в гавани на тот момент стояло полсотни. Англичане спустили на воду три баркаса, полные вооруженных бойцов, но марстальцам вместе с гренадерами какой-то ютландской роты удалось обратить их в бегство. Защитники города глазам своим поверить не могли, когда англичане отступили.

— Я так и не понял, из-за чего была та война, — добавлял отец. — Так-то англичане — отличные мореходы. Ничего плохого о них сказать не могу. Но тогда на карту было поставлено наше пропитание. Забери они у нас корабли — и все, нам конец. Потому мы и победили. А что еще оставалось?

А теперь Лаурис сидел на палубе «Кристиана Восьмого» под белым флагом и наблюдал за толпой людей на берегу. Он сомневался, что понимает смысл войны лучше, чем в свое время его отец. Они сражались за Даннеброг против немцев, и, наверное, ему этого должно было быть достаточно. Еще мгновение назад так все и было. Война — она как жизнь моряка. Можно с умным видом рассуждать об облаках, о направлении ветра, течении, но наверняка знать что-то о непредсказуемом море попросту невозможно. Приспособиться и вернуться живым — только об этом и речь. Враг — это артиллерийские батареи в Эккернфёрдской бухте. Когда они замолкнут, откроется путь домой. Вот что такое война. Патриотом Лаурис не был, но и предателем тоже. Принимал жизнь такой, какая она есть, и лицо его было обращено к горизонту, где ломаной линией поднимались верхушки мачт, мельничные крылья, церковный шпиль, — так выглядел Марсталь, когда мы приближались к городу с моря. Теперь Лаурис видел, как воюют простые люди, не одни только военные, а народ из города Эккернфёрде, куда он частенько заходил с грузом зерна и откуда возвращался в тот памятный вечер, когда навел панику на весь остров Эрё. Жители Эккернфёрде собрались на берегу, как когда-то марстальцы; так в чем же смысл этой войны?

От берега отошла шлюпка с лейтенантом с «Кристиана Восьмого»: он уже в третий раз отправлялся на переговоры. Сражение каждый раз откладывали. Перемирие длилось уже два с половиной часа, времени было половина пятого. Должно быть, произошло нечто решающее. Матросы налегали на весла. И тут на берегу неожиданно загрохотали пушки. На грот-мачте еще реял белый флаг, а война уже возобновилась.

«Кристиан Восьмой» сразу произвел ответный залп, в то время как «Гефион» молчаливым привидением пытался выйти из зоны обстрела. Мы сдались, последние силы уходили на верпование.

Противник сменил тактику. Батареи по обе стороны бухты целились теперь не в нас, а в «Кристиана Восьмого». Они хотели поджечь наш самый большой корабль. В него попадали раскаленные ядра, несколько часов пролежавшие на кострах. Эти эккернфёрдцы времени даром не теряли.

Палуба мгновенно заполнилась мертвыми и ранеными. Атаки не ожидали. В нескольких местах вспыхнул огонь, заработали насосы — смыть смерть с палубы! — но трескучее пламя уже пожирало древесину.

Командующий эскадрой Палудан понял, что битва проиграна. «Кристиан Восьмой» разворачивался, пытаясь уйти с линии огня, но дул все тот же встречный ветер, и все, что удалось линкору, — это лечь поперек течения, утратив преимущество, которое он имел, когда был развернут к берегу бортом. На берегу тут же разгадали замысел капитан-командора и взяли на прицел паруса и рангоут, желая помешать бегству противника.

Тяжелый якорь подняли с большими потерями. На носу корабля падали зажигательные бомбы; у ног бедняг, крутивших кабестан, разрывались гранаты. Им все время приходилось звать подкрепление — так велики были потери. Вновь подошедшие отталкивали мертвых и раненых ногами. Тут взорвалась очередная граната, и вымбовки разлетелись в щепы, а от рук, их толкавших, остались лишь осколки раздробленных костей да обрубки пальцев. Наконец якорь все же подняли, и он повис, сочась остатками грунта, грязи и водорослей. Ценой счастья десяти семей, жизни братьев, сыновей и отцов, которые никогда не вернутся домой.

Но вот кливер пошел вверх, марс-шкоты закрепили. Подняли паруса. Лаурис, будучи старшим матросом, полез наверх с остальными. Вот он на рее: отсюда видно все сражение.

Солнце садилось за горизонт, заливая мягким светом красоты фьорда. Клочья облаков веером разошлись по розовеющему небу. Всего в нескольких сотнях метров от берега царили мир и молодая весна, берег же был черным от вооруженных людей. Из-за каменного укрытия била артиллерия. С батареи непрерывным дождем летели раскаленные ядра, а в толпе единым движением поднималась тысяча ружей.

Как-то раз в ужасный шторм к югу от мыса Горн Лаурис повис на конце рея, хватаясь за деревяшку онемевшими от холода пальцами. Ему пришлось лезть обратно, цепляясь за рей руками и ногами, и страшно не было. А сейчас его руки тряслись так, что он не мог развязать самого простого узла.

Паруса, мачты, рангоут во время обстрела разнесло в клочья. Вокруг Лауриса с мачт, рей и стеньг один за другим падали матросы, сраженные кто обломком мачты размером с копье, кто гранатой, кто раскаленным ядром; они летели вниз между полуспущенными парусами, канатами и шлепались на далекую палубу или с плеском исчезали в воде. Лаурис не выдержал и полез обратно.

Палуба все больше погружалась в хаос. Парусов не поднять: фалы и брасы перебиты. Кучка матросов отчаянно тянула за крюйсель, им почти удалось его натянуть, но тут сверху посыпались блоки и тали, достаточно тяжелые, чтобы при попадании убить человека на месте.