Фигня - Александр Житинский

Ольга возмущенно вскочила с места.

– Ольга Пенкина, агентство «НИКА». Вы говорите – отдельные явления? Я только что своими глазами видела перестрелку двух банд на улице Пестеля! Средь бела дня! А ваш сотрудник, лейтенант, между прочим, валялся на тротуаре и прикидывался мертвым, как божья коровка, поджав лапки!

Иван возмущенно заерзал на стуле, но себя не выдал.

– Ну и… Ваш вопрос? – недовольно спросил Карамышев.

– Меня интересуют имена агентов.

– Этого я не могу вам сообщить.

– А что вообще вы можете сообщить? Где гласность?! – еще более возмутилась Ольга.

– Прошу не мешать проведению брифинга, – теряя терпение, сказал генерал.

– Тогда у меня вопрос к нему, – ткнула она пальцем в Ивана. – Пусть расскажет о себе. Это интересует нашего читателя.

Ольга села, снова выставила вперед руку с диктофоном.

Иван нехотя придвинул к себе микрофон. Однако его предупредил генерал, поставивший микрофон на место.

– Извините, нам нельзя обнародовать голоса агентов, – сказал он. – Возможно опознание по звуку. Спрашивайте, полковник будет транслировать.

– Я уже спросила. Меня интересует возраст, семейное положение, образование… Если оно есть. Все, что сочтет нужным, – сказала Ольга.

Редькин склонил ухо к Ивану, тот принялся шептать что-то полковнику. Редькин напряженно вслушивался и зачем-то загибал пальцы. Потом он отвалился от Ивана и приник к микрофону.

– Мне двадцать пять лет, – заявил полковник. – То есть ему, – поправился он, услышав смех в зале. – Родился в деревне. В какой, сказать не могу. Окончил высшую школу милиции. Не женат.

Это было все, что счел нужным Иван сообщить о себе.

Но Ольге этого было мало.

– Кто ваши любимые литературные герои? – спросила она, чем повергла полковника и лейтенанта в глубочайшее уныние.

Они долго совещались, потом Редькин объявил:

– Том и Джерри!

Определенно Пенкиной начало везти!

Первым доказательством была американская «Минолта». Вторым – немедленная публикация в «Курьере» на первой полосе фотографии лежащего на тротуаре лейтенанта милиции с торчащими над ним из «мерседеса» стволами автоматов. И наконец, третьим доказательством стало то, что Тщедушный предложил Ольге заграничную командировку!

– Поедешь с ними, – сказал он. – Разведка донесла номер рейса. По дороге постарайся опознать, подружиться…

– На интим не согласна! – гордо заявила Пенкина.

– Ну и дура! Какой интим в самолете? Хотя если постараться… – задумчиво сказал он, видимо, что-то припоминая.

– А дальше? – спросила Ольга.

– Сообщай все, что сможешь узнать. Фиксируй каждое движение. И фотографии. Больше фотографий.

– Денег дадите – будут фотографии, – сказала Ольга.

Тщедушный открыл ящик стола, засунул туда руку и не глядя извлек пачку измятых долларов. Прикинул их на вес.

– Тонны три… Хватит?

– На первое время, – сказала Ольга, поражаясь собственной наглости, ибо самая большая сумма в валюте, которую она когда-либо держала в руках, исчислялась двадцатью дойчмарками.

Мать Ольги, узнав, что дочь собирается за границу, устроила скандал, перешедший в запой с тем же Семеном. Ольга спонсировала запой пятнадцатью долларами, больше не дала. На продукты не пожалела бы, но понимала – пропьют. Купила в дом алюминиевую посуду, ножи и вилки. А себе – новые джинсы и кодаковскую пленку.

Визу сделал «Северный курьер». Лететь предстояло в Париж. Ольга взяла в библиотеке Хемингуэя и быстро прочла, как он там жил в Париже.

Ей понравилось, особенно названия напитков, которые употреблял писатель.

Относительно опознания она особенно не беспокоилась. Надеялась на свой профессиональный взгляд фотографа. Еще уходя с брифинга, приметила, как двигались Фантомасы: высокий слегка расслабленно подволакивал ноги, а коренастый косолапил. И еще была наводка: Том и Джерри. Просмотрела три видеокассеты и купила комикс про кота и мышку. Еще пять долларов.

Волновалась только насчет языков, которым была не обучена. Но знала – в Париже полно русских. Выручат.

Перед отъездом мать слегка протрезвела и пришла к Ольге прощаться.

– Ты вот что, доча… – сказала она, глядя на Ольгу затуманенным влажным взглядом. – Назад не торопись. А лучше всего – оставайся там.

– Как? – ахнула Ольга.

– Выходи замуж. Пора. Французы, говорят, на наших девок падкие.

– Так я ж языка не знаю!

– И не надо. С мужиком ляжешь, никакого языка не потребуется.

– Так это у нас. А они, может, поговорить любят.

– И у нас, и у них в этом деле не до разговоров, – мудро заметила мать.

– А в других делах? – засомневалась Ольга.

– Выучишься. Не дура. Все равно возвращаться тебе будет некуда. Денег нету, я одну комнату продам. Честно говорю.

Ольга всплакнула. Не стала напоминать матери о том, как вытащила ее из деревни два года назад, получила две комнаты в коммуналке как лимитчица, работая на стройке ученицей штукатура, как кормила и поила ее вместе с Семеном… Но качать права не стала. Верила, что эта поездка перевернет ее судьбу и выведет в люди. И не с французом, а саму по себе.

«Сдам ментов бандитам за очень крупную сумму, – подумала она мстительно. – По десять тонн баксов за нос!»

Александр Маркович Вайнзуммер по кличке Зумик был не просто евреем с высшим физико-математическим образованием, а евреем патриотически настроенным. Все уже давно уехали, а Зумик и не помышлял об этом. Он был демократом и реформатором, строил капитализм в России и пытался внедрить основы честного бизнеса, поначалу идя криминальным путем. Но Зумик верил в Россию и надеялся, что она когда-нибудь да сойдет с мрачного уголовного пути на цивилизованную тропинку к светлому капиталистическому будущему.

Пока же Зумик изготовлял фальшивые бриллианты на установке высокого давления в научно-исследовательском институте, где уже много лет числился старшим научным сотрудником, и сплавлял их за рубеж нелегальным путем. Каждый раз боялся, клял себя и своих подручных бандитов, но деваться некуда – на зарплату старшего научного не проживешь и уж подавно капитализм в России не построишь.

Зумик мечтал о капитализме не просто для обеспеченной жизни, а из идейных соображений. Он мечтал утереть нос всем этим Моням-Шмоням, покинувшим истинную родину ради родины исторической. А то и вовсе дунувшим в Штаты за длинным долларом. Зумик представлял себе много раз, как в один прекрасный день он выйдет к микрофону – впрочем, откуда у него микрофон? – и шарахнет на всю планету: «Ну и кто из нас был прав, жидовские морды? Искали где лучше, а оказались в глубокой жопе! Никого в Россию не пустим! Пропадайте в своем вонючем Тель-Авиве!» И выключит микрофон.