Западня - Лайза Макманн

– Это напоминает старинную телеграмму, – сказал Рик и прочитал вслух:

Не раздумывайте долго ищите самый красивый фонарь со свечой или лампу СТОП Друзей помощь примите а сомневаться будете после СТОП. День завтрашней знаменитой сезонной ярмарки настает СТОП. Посетите ее непременно почту вышлите СТОП. Дождитесь угощения до срока не торопитесь и во всем следуйте обычаям СТОП. За зимним праздником большим увидимся.

Ваш

К. Овшом

– Чего-чего? – пробормотал Дак, тупо разглядывая послание. – Это что, высказывания Бенджамина Франклина, не включенные в его знаменитый «Альманах»?[1]«Друзей помощь примите, а сомневаться будете позже!» Это о чем? По-моему, звучит как припев попсовой песенки, – он громко расхохотался. – «Во всем следуйте обычаям»! Каким, хотел бы я знать? Нет, это же полный бред!

Рик, не говоря ни слова, разглядывал светящийся экран планшета. Его губы шевелились, мальчик, задумавшись, по очереди постукивал пальцами свободной руки по подушечке большого пальца, снова и снова перечитывая слова в разном порядке.

– Нет, пока не получается, – пробормотал Рик себе под нос. – Это зашифрованное послание.

Воодушевившись, Дак немедленно пустился долго и нудно перечислять все известные ему алгоритмы и шпионские шифры, когда-либо применявшиеся в военном деле, и говорил без умолку, пока не выдохся. На несколько минут в погребе воцарилась тишина, потом Рик не выдержал и осторожно покосился на Дака. Тот сладко спал.

Рик улыбнулся. Он был рад, что его приятели смогут немного отдохнуть. Со всеми этими бесконечными временными изменениями он уже затруднялся сказать, сколько дней в реальности прошло с тех пор, когда он в последний раз по-человечески проспал целую ночь. Все время что-то мешало, то и дело кто-нибудь собирался напасть на него… или же приходилось сражаться с самим собой. Его Отголоски превратились в нескончаемую внутреннюю войну. Но хуже всего было то недоброе предчувствие, что именно в ходе этого Перелома его Отголоски достигнут максимальной силы. Этот Перелом мог навсегда изменить его жизнь – и совсем не обязательно к лучшему.

Когда Рик был маленьким, его родителям приходилось очень много работать вместе с другими Историками, и они отвозили малыша к бабуле Фиби. Это случалось так часто, что Рик стал считать бабушкин домик своим вторым домом, а ее саму полюбил всем сердцем – и продолжал любить до сих пор. Бабуля Фиби шутливо экзаменовала его по всем языкам, и они частенько часами разгадывали разные загадки и словесные головоломки. Бабуля охотно рассказывала Рику о своих многочисленных путешествиях по всему свету, но всегда добавляла, что больше всего любила возвращаться домой. Семья для нее всегда была на первом месте.

Рик очень рано решил для себя, что для него тоже семья всегда будет на первом месте. Ему нравилась эта мысль, особенно когда родителей не было рядом… что случалось довольно часто. Он думал об этом, когда они с бабушкой уютно сидели рядышком на диване и смотрели старые русские или японские фильмы без субтитров, и она время от времени просила перевести ей непонятные места. Рику было приятно чувствовать, что он нужен своей бабушке, и он никогда не стеснялся говорить ей, как сильно нуждается в ней.

Перед сном бабуля Фиби обычно доставала свои альбомы с воспоминаниями, где на каждой странице хранились рисунки мест, в которых она побывала, фотографии и портреты членов ее семьи вплоть до середины восемнадцатого века – того поколения, до которого удалось отследить генеалогическое древо, ведь предки Рика были родом из Африки, и в Америку их привезли в цепях, в трюме корабля, чтобы продать в рабство. От этой истории Рику всегда становилось не по себе.

Но бабуля Фиби говорила, что его предки были храбрыми и сильными, поэтому Рик должен ими гордиться. Бабуля говорила, что некоторые из них тоже были Историками, она показывала Рику их фотографии в альбомах. Рику нравилось рассматривать портреты и воображать, какими были эти люди в жизни. Он любил изучать свое семейное древо и гадать, кто из его пра-пра-прародителей был славным человеком и отважным путешественником, а кто, напротив, относился к постыдному кругу изнеженных бездельников, которые целыми днями сидят в уютных креслицах, закутавшись в теплые пледы, и попивают чаек на блюдечке.

Но когда он как-то вечером поделился своими соображениями с бабулей, она только улыбнулась.

– Боюсь, милый, среди твоих предков вряд ли были те, кто мог себе позволить роскошь рассиживаться в креслах, распивая чаи! На протяжении столетий мы только и делали, что работали, не разгибая спин. Видишь вот этого мужчину? Это твой пра-пра-пра-пра-пра-прадедушка Джейкоб. Он сражался в рядах Континентальной армии во время Войны за независимость. А вот это, – бабушка указала на другую страницу, – твоя двоюродная пра-пра-пра-пра-прабабка Минти, которая спаслась от рабства, но без вести пропала незадолго до Гражданской войны. Ее племянницу Кисси Боули, которая приходится мне пра-пра-прабабкой, поймали как беглую рабыню. Ее муж Джон был свободным, он хотел выкупить Кисси, и тетушка Минти пыталась им помочь, да только ничего у них не вышло. Кисси продали другим хозяевам, а Джона судили и тоже продали в рабство.

– Несмотря на то, что он был свободным? Но это несправедливо!

Бабушка грустно кивнула.

– Да, милый, несмотря на то, что он был свободным. – Она помрачнела, хотя рассказывала эту историю уже сто тысяч раз. – Бедняжка Кисси с тех пор больше никогда не видела своего Джона. Через несколько лет она вышла замуж за другого, и у нее родился еще один ребенок – мой будущий прапрадедушка.

– Ух ты, – сказал Рик, как говорил каждый раз, когда бабушка рассказывала эту семейную историю. Он очень живо представлял себе изнурительный труд на плантациях, по шестнадцать или восемнадцать часов в день, с рассвета до темноты. И злых надсмотрщиков с бичами (хотя бабуля Фиби уверяла, что среди хозяев попадались вполне приличные люди). И душераздирающие песни и вдохновенные спиричуэлсы, и семьи, зачастую варварски разделенные по воле хозяев…

Позже – после того как бабушка уходила к себе, поцеловав его на ночь, Рик залезал с головой под одеяло и до рассвета с фонариком рассматривал портреты, вспоминая странные имена своих предков и повторяя про себя их истории. Он с детства интересовался прошлым своей семьи. И страстно мечтал все исправить, сделать так, чтобы тяжкий труд, горе и страдания его предков не были напрасны.

Сейчас, сидя в темном подвале и машинально подбирая ключ к шифру, Рик уже не сомневался в том, что нынешний Перелом будет иметь непосредственное отношение к его жизни, и гадал только о том, чьи судьбы в этот период времени были сломаны благодаря вмешательству СК. И что случится с ним, с Риком, если им удастся исправить Перелом? Как это отразится на его родителях? На бабуле Фиби? Имеет ли он право вмешиваться в историю, не понимая всех возможных последствий?