Хрустальная удача - Питер Марвел

— Дочь моя, не пора ли тебе покинуть наше общество? Едва ли наши дальнейшие разговоры будут интересны для тебя… — Абрабанель поспешил воспользоваться бестактностью пирата, чтобы заставить девушку уйти из-за стола, тем более что обед подходил к концу.

Элейна, досыта налюбовавшись на простые манеры простого моряка, вежливо улыбнулась гостю напоследок и ускользнула к себе.

После ее ухода язык у пирата окончательно развязался. Схватив Ван Дер Фельда за рукав, Билли поведал ему о злоключениях, постигших его людей на Эспаньоле, а затем, икая, долго и многословно сетовал, что от большого фрегата с половинной командой никакого толку, а болтающиеся на суше безбожники ни за что не желают поступать под руку Черного Пастора.

Ван Дер Фельд, выражая ему сочувствие, одновременно делал знаки прислуге, с тем чтобы они помогли пирату найти выход.

Проснувшись наутро от головной боли, Билл с удивлением обнаружил в кармане своего кафтана документ, подписанный его собственной рукой. Суть документа сводилась к тому, что банкир и коммерсант Давид Малатеста Абрабанель заключил с капитаном фрегата «Месть» почтеннейшим Уильямом П. (на месте подлинной фамилии Билла стояла им же самим накарябанная неразборчивая закорючка) при свидетелях Йозефе Ван Дер Фельде и Жюле-Бертране де Клима, кузене губернатора острова Тортуга, договор о найме оного фрегата для нужд вышеупомянутого Давида Малатесты Абрабанеля. При этом помянутый Давид Абрабанель обязывался самостоятельно и за свой счет укомплектовать команду фрегата недостающим для обслуживания этого судна числом матросов.

Вопль, вырвавшийся из глотки Черного Билла после того, как он два раза прочел документ, сдул пять жирных голубей с подоконника и так испугал чумазого негритенка, что тот свалился с шаткой лесницы трактира, сломав при этом целых три балясины. Злые языки потом утверждали, что этот вопль также повредил жене трактирщика, вызвав у нее преждевременные роды, и именно поэтому младенец оказался черным, как сапог.

В гневе Билли тотчас разодрал гнусную бумагу. Перехватив на скорую руку глазунью из четырех яиц и запив ее теплым кислым вином, пират бросился к Абрабанелю, чтобы, как выразился Билли, прояснить ситуацию.

Но после шумной процедуры прояснения оказалось, что все гораздо хуже, чем виделось ему сначала. Господин коадьютор не только имел второй экземпляр, подписанный Биллом, но и успел сообщить всем о содержании кабального договора. Если бы не этот факт, старому пирату было бы, конечно же, глубоко наплевать на любые договоры.

Черный Пастор попробовал добиться встречи с губернатором Тортуги, надеясь оказать на того давление и тем самым не только отменить условия злополучного документа, но и вернуть себе утраченное влияние. Но Жак де Пуанси через секретаря сообщил пирату, что отбыл осматривать плантацию сахарного тростника. Губернатор побаивался своего кузена, выступившего свидетелем при подписании договора, ибо задолжал тому кругленькую сумму. Жюль-Бертран де Клима, в сущности, приходился родственником не самому губернатору, а его жене, состояние которой де Пуанси успешно пустил в свое время по ветру, из-за чего и вынужден был переехать в колонии. Присутствие кузена на Тортуге было своего рода гарантом благополучия губернатора, по сути пребывавшего в выгодной и почетной ссылке. Путь в Европу Жаку де Пуанси был заказан, а кое-какие темные делишки и гарем превратили его в послушную марионетку в руках незаметного Жюля де Клима, снабжавшего незадачливого родственничка золотом под проценты.

Бедняге Пастору ничего не оставалось, как принять правила игры, продиктованные Абрабанелем. Поиском матросов для «Мести» занялся Ван Дер Фельд. Справедливости ради стоит сказать, что он жалел Пастора, оказавшегося в столь двусмысленном положении, и при наборе команды старался с ним советоваться, отлично понимая, что управлять кораблем и управляться с матросами придется все-таки не ему, Ван Дер Фельду, и не Абрабанелю, а Черному Биллу.

Вследствие этого голландец и Пастор довольно много времени проводили в совместных беседах, обсуждая подробности предстоящего предприятия, тонкости снаряжения и набора подходящих матросов. Кроме того, Ван Дер Фельд весьма охотно выслушивал излияния Билла и его богословские сентенции. За годы жизни порядком уставший от бесконечных разговоров о прибылях и убытках, выгодных партиях и торговых операциях, голландец с удивлением обнаружил у грубого и неотесанного пирата живой природный ум, недюжинный ораторский талант и умение интересно, с нетривиальными выводами, рассуждать на отвлеченные темы в сочетании с искренней верой в то, о чем шла речь.

Хотя голландцу отчасти претила грубоватая фамильярность пирата, но единственная страсть флегматичного Ван Дер Фельда как нельзя лучше совпадала с натурой Билла. Они оба до беспамятства любили приключения.

Однажды вечером невольные компаньоны, обсуждая возможные направления поисков, доставили на борт «Мести» очередную партию солонины и сухарей. Поднявшись на борт, они расположились в капитанской каюте и, потягивая вино, предавались воспоминаниям о пережитых опасностях. Менее воздержанный Билли, осушив несколько бутылок, сменил тему и принялся изливать душу собеседнику:

— Будь проклят ваш будущий тесть, дружище, не в обиду вам будет сказано! В самом деле, на кой сдался вам этот мерзавец, эта хитрая лиса и чего ради вы намерены жениться на его дочери? Разве вы не знаете, что все беды на этой земле происходят от баб?! Ха! Да со времен праматери нашей Евы… Черт побери! Посмотрите на меня, дружище, разве не погиб я в одночасье из-за глазок вашей хорошенькой невесты? Дьявол дернул меня принять ее приглашение — впрочем, сначала этот самый дьявол ее надоумил пригласить меня, не правда ли?! Или, может быть, папаша-ростовщик воображает, что, заключив со мною договор, он вместе с кораблем получит меня самого?!

Эта сентенция была внезапно прервана криками на палубе. Ван Дер Фельд вышел посмотреть, в чем дело, и замер от удивления. В порт Тортуги входил военный линейный корабль под британским флагом. Пушечные порты, окружавшие корабль в три ряда, были открыты, и оттуда торчали черные жерла. Вид громадины был столь внушителен, что все видевшие это зрелище, как по команде, развернулись в его сторону, вытянув шеи, чтобы получше разглядеть этакого красавца.

Стряхнув с себя оцепенение, голландец потребовал подзорную трубу и, направив ее на пристань, с изумлением наблюдал, как туда в клубах пыли подкатила губернаторская коляска. Жак де Пуанси, в сбившемся парике, перепуганный не на шутку, выскочил из нее и согнулся в подобострастном полупоклоне. Он оставался в этой позе весьма долго, а именно до тех пор, пока шлюпка с линкора не достигла причала.

В это же время за прибытием английского военного корабля напряженно наблюдали, затерявшись в толпе зевак, пираты с «Головы Медузы». Судно, порядком потрепанное, они оставили с другой стороны острова, а сами на лодках добрались до единственного порта и столицы острова одновременно.

Размеры корабля, его неторопливость, флаг английского королевского флота — все это свидетельствовало о значительности события в жизни Тортуги.