Эгоист - Элизабет Вернер

— Ты, Густав, во всяком случае, не принадлежишь к категории «многострадальных» трудяг! Ты не особенно стараешься и вникаешь в свою новую профессию. Ах да, кстати, перед тем как ты возвратишься в контору, я хотел бы сперва поговорить с тобой в моем кабинете. Вопрос идет о деловых партнерах из Нью-Йорка.

— Я сейчас приду, — откликнулся Густав, однако после того, как его брат ушел из комнаты, остался сидеть и обратился к Джесси: — Мисс Клиффорд, видели ли вы когда-либо такую одержимость работой, какую проявляет мой брат? За завтраком он вносит деловые заметки в свою записную книжку, за обедом изучает биржевые курсы. И я убежден, что он даже во сне обдумывает сделки.

— Да, он неустанно работает, — ответила Джесси, — и требует того же от других. Не заставляйте его ждать вас, очевидно, речь идет о чем-то очень важном.

Однако Густав не обратил решительно никакого внимания на этот достаточно прозрачный намек на то, чтобы он удалился из комнаты, и спокойно произнес:

— Речь идет о фирме «Дженкинс и Компания» в Нью-Йорке. Эта милая фирма буквально-таки осаждает нас письмами и телеграммами по поводу одной совместной сделки, которую она предлагает нам. Мне кажется, обсуждение этого вопроса можно немного отложить, а мой брат очень терпелив, раз знает, что я нахожусь в вашем обществе.

Это была правда. Франц Зандов всеми способами поощрял общение Густава с Джесси, прощая ему даже нарушение распорядка. Однако это замечание было принято девушкой весьма скептически, и она сочла за лучшее в ответ промолчать.

— Кроме того, я мечтаю хоть раз поговорить с вами наедине, — продолжал Густав. — Все последние дни мне не удавалось найти повод.

Единственным возражением, сорвавшимся с уст Джесси, было холодное, протяжное «Да-а?» Значит, все-таки! С момента появления здесь этого человека еще не прошла неделя, а он уже осмеливается приставать со своими ухаживаниями, несмотря на ее отрицательное отношение к нему и достаточно ясно выраженное нежелание продолжать разговор. Невзирая ни на какие препятствия, он настойчиво попытается реализовать тот «деловой договор», который обещает ему руку богатой наследницы, и делает это с таким невозмутимым спокойствием, как будто имеет на то полное право! Джесси возмутилась.

Между тем Густав снова заговорил:

— Я хочу обратиться к вам с просьбой, выполнив которую вы бесконечно обяжете меня!

Джесси сидела неподвижно, словно высеченная из камня, и весь ее вид не оставлял никакого сомнения в том, что она вовсе не расположена «бесконечно обязать» просителя. Она собрала всю свою энергию, чтобы решительно отвергнуть его предложение, которое неминуемо должно было последовать. Однако Густав, словно не обращая внимания на повисшую в воздухе напряженность, произнес с самой любезной улыбкой:

— Речь идет об одной нашей молодой соотечественнице.

— О... соотечественнице? — повторила Джесси, пораженная этим неожиданным оборотом разговора.

— Да, об одной молодой немке, с которой я познакомился во время переезда через океан. Мы путешествовали на одном и том же пароходе. Она совершенно одна ехала в Нью-Йорк к своему родственнику, пригласившему ее, сироту, пожить у него. На берегу же выяснилось, что этот ее родственник неделю тому назад скончался и бедняжка осталась одинокой, без помощи и защиты в чужой ей части света.

— И вы позаботились о ней? — поинтересовалась Джесси.

— Конечно! Я отвез ее в одну немецкую семью, где девушка на первое время нашла себе приют. Но долго оставаться там она не может; ей необходимо позаботиться о средствах к существованию. Однако девушке, едва достигшей шестнадцати лет, да к тому же не имеющей никаких рекомендаций, крайне трудно, вернее сказать, невозможно в переполненном безработными Нью-Йорке найти место воспитательницы или компаньонки. В вашем городе намного легче добиться этого, в особенности если рекомендацию даст ей такой уважаемый дом, как Клиффордов. Вот я и прошу вас оказать этой молодой девушке гостеприимство на несколько недель, пока она найдет себе место.

Обычно Джесси была готова по мере своих сил оказывать помощь нуждающимся, и каждая соотечественница ее матери могла заранее рассчитывать на ее содействие, но то, что с такой просьбой к ней обратился Густав Зандов, вызвало в ней недоверие. По ее мнению, он вовсе не был человеком, способным бескорыстно посочувствовать ближнему. Без сомнения, этот эгоист руководствовался еще и другими мотивами, а потому она сдержанно ответила ему:

— Вы меня удивляете! По-вашему, я должна принять в свой дом совершенно постороннюю особу, которая к тому же, как вы сами говорите, не имеет никаких рекомендаций?

— Я беру на себя полную ответственность за нее... какой бы вы ни потребовали. — В глазах Густава загорелись огоньки надежды.

— Ах, вот как? — воскликнула Джесси. У нее в голове мелькнула смутная догадка: столь страшное для нее решение о замужестве можно было бы оттянуть на неопределенное время; внезапно она увидела выход из своего положения, которого она никак не предполагала. Поэтому Джесси ответила: — Кажется, вы очень хорошо знаете свою протеже и весьма интересуетесь ею?

— Совершенно верно! Такое отношение к сироте —это долг христианина.

— А я и не подозревала, что вы думаете и действуете так по-христиански, мистер Зандов! — с иронией заметила Джесси.

— Значит, вы опять ошиблись во мне, мисс Клиффорд, как и во многих других случаях, — торжественно заявил Густав. — Там, где речь идет о гуманности, человеколюбии и даже спасении, я мыслю и поступаю в высшей степени по-христиански.

При слове «гуманность» губы Джесси насмешливо дрогнули, но все же этот случай заинтересовал ее, а потому она спросила:

— Так вы, значит, желаете, чтобы я пригласила в наш дом...

— Мисс Фриду Пальм, так зовут эту девушку.

— Хорошо, я поговорю с дядей, и если он будет согласен...

— Нет, нет! Именно этого-то я и хотел бы избежать, — перебил ее Густав. — Я не желаю, чтобы брат узнал что-либо о моем участии в этом деле. Нельзя ли выдать мисс Фриду Пальм за вашу протеже, которую вам рекомендовала какая-нибудь нью-йоркская знакомая и которой именно вы оказываете приют? По вашему лицу я вижу, что подобное предложение довольно странно, но полагаюсь в данном случае на вашу рассудительность — выбирайте сами, что делать: казнить или миловать.

По лицу Джесси было действительно заметно, как сильно она взволнована. Она смерила Густава долгим, испытующим взглядом:

— Конечно, это — крайне странное предложение! Вы открыто требуете, чтобы я перед своим опекуном разыграла настоящую комедию. Ради чего? Какую вы преследуете выгоду?

— Во всяком случае, я не хочу навредить вам, хотя до поры до времени моя цель должна оставаться тайной!

— Вашу тайну нетрудно разгадать, — сказала Джесси насмешливо, но вместе с тем с чувством бесконечного облегчения, ведь тучи над ее головой, кажется, стали рассеиваться. — Признайтесь откровенно, ваш интерес к этой барышне глубже и серьезнее, чем вы хотите это показать, и со вступлением ее в наш дом вы связываете совершенно определенные надежды.