Перст судьбы - Елизавета Дворецкая

— Пойдут… ну, десятка полтора бы захотели, — осторожно ответил Стейн.

— Шеляг за всех — осилите?

— А чего же нет! Мы же с Олкоги! У нас этого серебра…

— Хоть с кашей ешь, да как бы не подавиться! — засмеялась Велемила над его хвастовством. — Тогда веди своих. Дорогу запомнил?

Помахав рукой, Велемила убежала в избу, где ее уже ждали девушки со своей добычей, а Стейн пошел в гостевой дом за парнями. По пути он крутил головой и смеялся — кто бы мог подумать, что их первый вечер в Альдейгье выдастся таким бурным!

Старшие ушли посидеть к свояку Святобору, челядь устроила себе пированье в хозяйской бане, выставив чарку на полок баннику, чтобы не сердился, а воеводская изба этим вечером безраздельно принадлежала молодежи. Стол был завален угощениями: жареных кур уложили в два корыта, расставленные на длинном столе, в широких мисках ждала квашеная капуста с конопляным маслом и луком, сняли рушники с остывающих пирогов, в больших горшках дожидалась каша с золотистой лужицей коровьего масла поверху. Припасы для пиршества девушки собирали все вместе, как и для пива, налитого в бочку.

Осталось дождаться парней, и вот те явились во главе со своим вожаком-баяльником, восемнадцатилетним Селяней, двоюродным братом Велемилы. Это был невысокий, круглолицый, крепкий парень с почти белыми волосами и очень светлыми, прозрачными глазами — сказалась чудинская кровь материнской родни. Курносый, некрасивый, он, однако, отличался бойкостью и сметливостью, а способностью говорить без умолку не уступал сестре и девушкам нравился, так что сожалеть о недостатке красоты причин не имел.

И пошло веселье. Прежде чем сесть, Селяня должен был для каждого из своих побрательничков выкупить место рядом с одной из девушек по его выбору; при этом он всячески расхваливал парня, а Велемила, наоборот, старалась его охаять или смутить.

— Кто охоч гулять, тот передайся к нам! — орал Селяня, войдя в избу, а парни толпились у него за спиной в просторных сенях, тянули шеи, пытаясь разглядеть угощения и высмотреть среди девушек за столом ту, которая больше нравится. — У нас молодцы есть хорошие! Первый молодец Синеберн сын Рановидов! — начал он со старших парней из наследников Любошичей, старшего рода ладожской волости. Имена эти Стейну показались странными, и он уже не смог угадать в них старые северные имена Снэбьёрн и Арнвид, настолько те изменились за несколько поколений бытования среди словен. — Синеберн Рановидович во всем горазд: ему быть не в меньших, носить шапку аксамитову, шубу бобровую, на шубе вотолу шелковую, а на шелку все звери лютые рыскучие, птицы певучие, травы растучие, цветы ползучие, лягухи прыгучие!

Девушки покатились со смеху, но Велемила, стоявшая уперев руки в бока, преграждая путь к столу, только тряхнула головой. К началу пира она принарядилась: теперь на ней была богато вышитая исподка, белая шерстяная верхница с короткими рукавами, отделанная полосами красного, с золотым шитьем шелка, на голове алая тканка, расшитая мелким жемчугом, восемь серебряных колец-заушниц, вплетенных в волосы у висков, а на груди блестели бусы в три ряда — из разноцветного стекла, хрустальные и сердоликовые. При свете многочисленных лучин все это сверкало, так что девушка казалась не то богиней из сказаний, не то драгоценным изделием.

— Что сказать про молодца? — прищурившись, она окинула взглядом своего двоюродного брата по матери. — На морозе-то красён, а как в избу зайдет, то раскис, как рассол! Его шапка не добра — как воронье гнездо, да и то не свое — в людях выпрошено, в ногах выкланено, еще хожено, еще прошено, по всей волости, до самого Ильмерь-озера!

— Да он не с пустыми руками пришел, а с подарочком! — пояснил Селяня, и Синята с поклоном передал Велемиле гребешок резной кости.

— Ну, тогда другое дело! — Она сразу подобрела. — Теперь вижу, каков собой добрый молодец. Чем нам его подарить? — Она обернулась к смеющимся девушкам.

— Чаркой золотой! — выкрикнула одна.

— У него есть! — Селяня махнул рукой.

— Шапкой куньей!

— У него тоже есть! — Селяня даже скривился. — А вы подарите его красной девицей — круглолицею, белолицею, говорливою, не спесивою!

— У нас девушки есть хорошие, они шерстью шьют, точно золотом. Какую выбираете?

— Держану свет Доброгостеву дочь! — ответил Селяня, вняв знакам, которые ему делал Синята.

Велемила посторонилась, и довольный парень занял место рядом с Держаной. Поскольку его род обитал в Ладоге дольше всех остальных, почти со всеми невестами он состоял в той или иной степени родства, и было сложно выбрать девушку, которая бы нравилась и при этом не была сестрой во втором или третьем колене.

Так и пошло дальше: Селяня по порядку старшинства рода и возраста выкупал места для всех парней, нахваливал их на все лады, а Велемила оспаривала достоинства женихов. Истощив запас похвал, Селяня вскоре начал нести несусветную чушь, но всем от этого было только веселее, и охотнее, разумеется, хохотали те, кто уже сидел за столом. На выкуп места парни давали гребешки, или резные ложки, или пуговицы, или подвесочки, обереги, сделанные из клыков собственноручно добытого зверя, или шкурки. Дороже всех Селяня заплатил за место для самого себя: пришлось поднести новый кованый светец собственной работы, чтобы девушкам на павечерницах было светлее прясть. Но Селяня, хоть и получил в итоге самое почетное место рядом с Велемилой, едва ли поистине ликовал по этому поводу, ибо она была ему сестрой.

Варяги проходили последними, и им остались не самые красивые девушки, да и то всего пятерым — остальных пропустили скопом. Стейн сел рядом с одной, видимо чудинкой — совсем маленького роста, с курносеньким лицом, некрасивая, она зато очень приветливо улыбалась ему. Ее имя, названное Селяней, Стейн мгновенно забыл.

Когда все расселись, шума не стало меньше. Велемила сама, по праву хозяйки, ломала на куски тушки жареных кур и раздавала каждой паре ее долю, причем тоже не задаром, а за песню, загадку или прибаутку. Цену называли они вдвоем с Селяней, жарко споря при этом, чем еще пуще веселили собравшихся; но особенно оба баяльника любили заставить пару петь хором. Двое, давясь от смеха, тянули не в лад и перевирали слова, а парни подсказывали всякую ерунду, еще больше сбивая с толка, так что впору было падать под стол от хохота. Те, кому доставалась грудка, съевши ее на двоих, должны были разломить «кобылку» — у кого останется большая часть, тот и старший в будущей семье! Потом затеяли играть «в печку». Сначала Селяня с многозначительным видом ходил вокруг печи, стоявшей посреди избы, потом наклонился к ней.

— Что слышно? — спросила Велемила, высоко подняв брови.

— Печка трещит, чур шуршит!

— Что вещит?

— Девку!

— Какую?

— Доброгляду!

Одна из девиц подошла к нему и поцеловала; Селяня отошел, теперь уже девушка стала слушать печку. Так все по очереди выходили к печке и слушали, кого им предвещает «чур». Дошло дело и до Стейна.