Эликсир молодости - Барбара Картленд

— Вы уверены, что я должна это сделать?

— Я хочу, чтобы вы увидели дом, где будете жить.

— Я еще не давала вам согласия, поэтому не уверена, что все будет так, как вы предполагаете. К тому же вы не сможете позволить себе содержать замок, ведь денег у меня на это не будет.

— Я же сказал вам, что к тому моменту, когда мы туда переселимся, мне в голову придет какая-нибудь хорошая идея. И этот вопрос будет благополучно разрешен.

— Идея? — с сомнением переспросила Сузи.

— Когда я понял, что хочу жениться на вас, я начал думать, что делать с замком, который очень велик и требует прорвы денег на содержание. В то же время он так прекрасен, что я хотел бы, чтобы он всегда выглядел хорошо, в особенности когда он также будет принадлежать и вам.

В голосе де Жирона звучало столько гордости и благоговения, что Сузи безоговорочно поверила в слова Лорен о том, что герцог очень любит свой замок.

Сузи задумалась о том, как мягче отказать де Жирону. «Если я уступлю его решению, — подумала она, — он возненавидит меня и будет позже винить во всем!»

В ее воображении возникли картины обваливающихся потолков, разрушающихся древних стен, протертых до дыр ковров, рассыпающихся от ветхости гобеленов и штор.

Сможет ли их любовь, такая прекрасная сейчас, сохраниться через годы, когда он станет обвинять ее в гибели замка, который, по сути, является частью его самого?

«Я не смогу пережить этого», — подумала Сузи. Она вынула свою руку из ладоней герцога, потому что ей трудно было разговаривать с ним, когда он прикасался к ней, и сказала, впервые называя его по имени:

— Жан, я должна что-то сказать вам.

— Что?

Еще до того, как Сузи заговорила, по напряжению ее тела, дрожанию стиснутых пальцев он понял, что она собирается сказать о чем-то чрезвычайно важном, по крайней мере для нее самой.

После долгой паузы, голосом, который он едва расслышал, Сузи вымолвила:

— Я люблю вас… но именно потому, что люблю… я не могу нанести вам такой удар. Поэтому должна отказать…

Герцог понял по ее волнению, что эти слова дались ей с великим трудом.

Де Жирон не торопился с ответом, и через некоторое время Сузи продолжила:

— Будет нечестно и просто безнравственно с моей стороны разрушить ваше родовое гнездо и ваше будущее. Однако, может быть, мы сможем быть вместе без брака?

Последние слова она произнесла очень быстро и сразу покраснела от смущения, хотя во время всего монолога была бледна.

На мгновение воцарилась тишина, а затем герцог, голосом, который Сузи еще не доводилось слышать от него, сказал:

— О, моя дорогая, мое сокровище, моя любовь, наконец-то я знаю, что вы чувствуете ко мне.

Когда он это говорил, то отчетливо понимал, что переход к предложенной леди Шерингтон связи был именно тем, чего при других обстоятельствах всегда ожидали от него его многоопытные парижские приятельницы. Однако герцог прекрасно понимал, с какой обидой Сузи при ее чувствительности и врожденной чистоте восприняла бы его согласие на подобные отношения.

Герцог взял ее дрожащие руки в свои и нежно попросил:

— Посмотрите на меня, Сузи!

Она повиновалась ему — ее ресницы дрожали от едва сдерживаемых слез. Герцог понял, как она была напугана и пристыжена произнесенными ею же самой словами.

— Я обожаю вас! Я боготворю вас! — сказал он тихо. — Я хочу встать на колени перед вами и целовать землю, на которой вы стоите. Теперь я знаю, что вы любите меня, моя дорогая, так же, как я вас, и нас невозможно разлучить!

Он наклонился и поцеловал одну за другой ее руки.

— Я всегда буду помнить, что вы предложили мне, однако должен отказать вам по той простой причине, что, хотя я страстно желаю вас, моя душа говорит мне: плотское влечение к вам не главное в наших отношениях. Нам выпало редкое счастье изведать подлинную любовь, и мы будем настоящими глупцами, если не поддадимся этому божественному чувству, а сведем наши отношения к банальной любовной связи. Если мы не соединимся в браке, моя дорогая, то всю оставшуюся жизнь нас будет преследовать чувство невосполнимой потери.

— О, Жан!..

Из глаз Сузи брызнули слезы.

Не обращая внимания на то, что кто-то может увидеть их, герцог обнял Сузи и принялся осушать поцелуями ее слезы до тех пор, пока их губы не встретились…

— Я очень волнуюсь, сестра Антуанетта! — сказала Трина, когда они ехали в роскошном экипаже герцога, запряженном двумя лошадьми.

— Так и должно быть, — кивнула монашка. — Однако, как внушала нам мать-настоятельница, мы всегда должны контролировать свои чувства.

Трина улыбнулась и ответила:

— Это очень трудно делать, ведь я не видела маму больше года. Она уверена, что я сильно изменилась.

— Думаю, что это именно так. Вы выросли и немного поправились. Девушка рассмеялась.

— Когда я приехала к вам, у меня были только кожа да кости, как говорила моя гувернантка. А все из-за того, что я сильно простудилась той зимой. Все, что мне было необходимо, — это солнце, которое я в избытке нашла во Франции.

В ее голосе звучала неподдельная теплота, когда она произносила эти слова. Они смотрели по сторонам на высокие, типично французские дома, мимо которых проезжали. По разноцветным жалюзи их нельзя было не узнать в любом городе мира.

— Неужели действительно прошел целый год, как вы в последний раз видели леди Шерингтон? — спросила сестра Антуанетта, как будто Трина только что не говорила ей об этом.

— Да, год и почти два месяца, — ответила ей девушка. — Если вы помните, во время рождественских каникул, когда умер мой отец, мама разрешила мне поехать в Испанию вместе с Пьереттой, а на Пасху я была в Риме со своей подругой Вероникой Боргезе.

— Ну конечно, я припоминаю! — воскликнула сестра Антуанетта. — Вы на самом деле много путешествовали, юная леди. Мне кажется, что вам очень нравится бывать в разных странах.

— Интересно, я действительно после этого поумнела, как хотела мать-настоятельница? — ответила Трина с сарказмом в голосе. — Увиденное во время путешествий вызвало у меня восхищение, однако Англию я люблю все же больше.

— Так и должно быть, — ответила монашка. — Прежде всего, Англия — ваша родина.

Трина с улыбкой на лице думала об огромном доме в Гэмпшире, где появилась на свет. Иногда он казался ей весьма мрачным, и она понимала, почему мать настаивала, чтобы она уехала к ее друзьям сразу после смерти отца.

Однако в поместье были ее лошади для верховой езды и любимые собаки, которые следовали за ней повсюду. Кроме того, в огромной усадьбе были сотни других вещей, дорогих ее сердцу, подобных которым она не смогла бы нигде больше найти.