Неучтённый фактор - Олег Георгиевич Маркеев

Когда Колыба вернулся, потирая натруженные кулаки, Максимов, получив прощальный пинок в зад, был вышвырнут из майорских апартаментов на улицу. На свободу!

Утром в лагере не досчитались троих. По документам — отправленных домой личным распоряжением майора Колыбы.

Представив морду майора, который наверняка счёл за благо шума не поднимать, а, может, даже и родил очередной необязательный к исполнению приказ, Максимов счастливо улыбнулся.

— Чё щеришься? — Дядька воткнул в колоду топор и выпрямился, разминая затёкшую спину.

— Да так. Люблю, когда дождик.

— Нашёл что любить! А ну, подвинь задницу.

Он подтолкнул Максимова с подножки, полез в кабину и завозился там, предоставив всему двору любоваться своими стоптанными «партизанскими» сапогами и лоснящимися на заду галифе; достал неимоверной грязноты полотенце и, вытирая на ходу раскрасневшееся лицо, пошёл к кухне.

Максимов стрельнул глазами в кабину. Под ватником лежала, ошибиться было невозможно, сумка с магазинами. Автомат был пристроен между сиденьями.

«Автомат резервисту не положен. Возит так, на всякий случай. Добыл где-то. Не мудрено, сидел бы я на тушёнке, давно бы обзавёлся танком. За тушёнку можно купить всё. Придётся восстановить справедливость».

Максимов, сохраняя на лице невинно-счастливое выражение, положил ложку в миску и сунул руку под телогрейку. Пристроил подсумок под курткой.

Он быстро доел кашу и понёс миску к кухне.

— Чё? — Мужик, не стесняясь мокнувшей очереди, уписывал тушёнку прямо из банки.

— Может добавки, а?

Услышав в ответ родное — «морда треснет», Максимов пристроил миску на подножку полевой кухни.

— На нет — и суда нет! Пока, мужик!

По Ленинградке, несмотря на ранний час, сновал народ. Максимов отметил, что заметно прибавилось молодёжи — кончался сезон летней продразвёрстки.

Правда, специальным указом лето затянули до середины октября. Но календарные выкрутасы режима уже мало кого трогали. Власть крутилась как могла, а люди, как во все времена, пытались жить своей жизнью.

С возрастающим волнением он приближался к эстакаде на пересечении Ленинградки с Беговой. Максимов почувствовал, как внутри проснулась и стала легко трясти всё тело нервная дрожь. Идти дальше было опасно.

Под курткой ещё грелся подсумок с четырьмя магазинами. У резервиста-бедолаги наверняка что-то с головой, намылил где-то полный боекомплект, будто действительно собрался воевать. Магазины были настоящим богатством, но и неприятностей, если что, не оберёшься. Но и без этого впереди ничего хорошего не ждало.

По внешнему периметру Второго кольца шла граница Особой зоны. Или «Района непосредственного президентского управления», как велеречиво называла это ублюдство официальная пропаганда. В народе говорили проще — «домен». Иногда «дом», отсюда всех счастливчиков, всё ещё живущих в Центре — «домушниками».

Поговаривали, что периодически проводились выселения, вернее, замена случайных «домушников» на проверенные кадры. Нынешний Первый, был ничем не лучше всех предыдущих правителей. Начиная с римских цезарей и мелких азиатских сатрапчиков, каждый создавал вокруг себя кольцо безопасности, живое кольцо из верных ему людей, их семей, тёлок, знакомых и прихлебателей. Любая власть превращает допущенных к кормушке в буфер между собой и народом. И Первый был в этом не оригинален.

Максимов замедлил шаг, стараясь не бросаться в глаза, стал быстрыми взглядами проверять знакомые ориентиры.

Два БТРа, сужавшие проезд под эстакадой до одного ряда, были на месте. Вдоль них прохаживалась охрана в чёрных комбинезонах президентской гвардии.

Перевёл взгляд на здание гостиницы «Советская» и довольно ухмыльнулся. Во-первых, потому что у этого режима, как у всех предыдущих так и не дошли руки сменить явно идеологически вредное название гостиницы. А во-вторых, потому что два дня назад они оборудовали огневую точку на крыше, да забыли убрать мешок с цементом, так и торчал на верхней кромке крыши. Сегодня мешка не было. Но из едва приметной амбразуры поднимался прозрачный столбик пара. Мысленно прикинул сектор обстрела и опять усмехнулся. Он стоял в самом центре.

У этих, Максимов всегда называл тех, на другой стороне, «эти», раз и навсегда проведя незримую границу, что-то изменилось в дворцовых раскладах или окончательно поехала крыша. Домен с каждой неделей всё больше и больше походил на крепость, готовую к осаде. От Большого Домена, как повелось, старались не отстать маленькие доменчики в провинции. По всей стране центры городов, захваченные новой номенклатурой, превращались в крепости. Феодальщина, едва прикрытая православным славословием и демагогией «славянского патриотизма», пёрла из всех щелей.

Но сейчас всё стало гораздо серьёзней. По всем признакам шла усиленная подготовка к боям в городе. Кто и с кем будет воевать за Домен, Максимов не знал. Это была уже не его игра. Но то, что очень скоро будет проведена чистка города и ужесточён режим проживания, касалось его непосредственно.

«Пора. Уже кое-кому намозолил глаза», — решил Максимов, заметив, как завозились в припаркованном на углу «жигулёнке».

Обязательная в таком месте «наружка», наплевав на инструкции, во всю жгла казённый бензин, греясь всей бригадой в машине. Бередить в такую погоду их профессиональную подозрительность и искушать судьбу Максимов не хотел.

Ленивой походкой он пошёл вдоль эстакады к Масловке.

Прямо по курсу в сером небе торчала Останкинская башня, за спиной, по левую руку, небо царапала ракетообразная высотка на Соколе.

Максимов бросил взгляд через правое плечо на шпиль гостиницы «Пекин».

«Интересно, почему до сих пор и её не переименовали? Назвали бы «Харбин». И овцы целы, и волки сыты. И патриотично, и китайцы не в обиде. Хотя, нет, есть кое-какие новшества. Можно сказать, прогресс науки и техники на службе человека!»

Там, на шпилях высоток находились технические посты «Службы мониторинга социальной среды». Немного заумное название. От многочисленных служб анализа общественного мнения, расплодившихся за годы демократии, она отличалась, как фельдфебель от монашки. Служба «пасла» социально неблагонадёжных. То есть потенциально всех.

Всё было организованно научно и достаточно подло, но эффективно. Чтобы не переполнять тюрьмы, на кисть «профилактируемого» намертво прикреплялся толстый браслет. Миниатюрный передатчик в нём позволял следить за всеми передвижениями человека в границах города.

Сеть технических постов, размещённых на крышах московских высотных зданий, накрывала город невидимым покрывалом. Если поблизости от «профилактируемого» отмечалось «антисоциальное действие», а сюда включалось всё, от