Философия сознания без объекта. Размышления о природе трансцендентального сознания - Франклин Меррелл-Вольф

экспериментировании. Но вскоре я обнаружил, что зашел слишком далеко, чтобы повернуть обратно. Я понял достаточно, чтобы навсегда утратить интерес к прежним сферам деятельности, но такого понимания было мало для обретения покоя и удовлетворения. Несколько лет я без видимого прогресса топтался на месте в нерешительности. Однако с течением времени мирские желания постепенно слабели; попутно возрастала готовность завершить эксперимент, оставив все, что сохранялось в резерве.

С годами у меня стало складываться более полное представление о цели данных руководств и о причинах, лежащих в основе их требований. Мой энтузиазм возрос, и я стал более основательно экспериментировать с теми методами трансформации, о которых узнал. Все они (или почти все) были восточного происхождения; в большинстве случаев эффект от их применения меня разочаровывал. Однако я понял, что есть разные методы, предназначенные для совершенно разных темпераментов и организаций психики. Со временем стало ясно, что имеются существенные различия в темпераменте и психике обитателей Востока и Запада и что это подразумевает определенную модификацию методов. Чтобы найти самое существенное, я стал искать в разных методах неизменные элементы. В конце концов я нашел одного восточного Мудреца, чья мысль и темперамент в высокой степени были созвучны моим. Мудрец этот – философ-ведантист Шанкара[16]. Я обнаружил поразительное согласие своего мировоззрения с самыми основными фазами его мысли и вполне готов был применить указанный им высокоинтеллектуальный метод. Именно в трудах этого Мудреца я нашел наконец средства, которые смогли привести меня к искомому преображению.

Между тем я встречался с разными индивидуумами и группами, которые предлагали свою помощь в продвижении туда, куда я стремился идти. Должен признать, что от всех я получал нечто ценное; общение с ними углубляло мое понимание, но никто из них не мог предложить мне методов, которые оказались бы для меня вполне эффективными. Почти все они делали акцент на преображении чувств и не удовлетворяли моих неизменно присутствовавших интеллектуальных запросов. Из всех встретившихся мне Учителей (в жизни или книгах) только Шанкара адекватно удовлетворял интеллектуальную сторону моей натуры. Так что, хотя я во многом обязан тем, кого так или иначе знал, однако именно Шанкара дал мне совет, оказавшийся действенным.

Тем не менее даже у Шанкары я не нашел всех деталей метода, который дал окончательные результаты. Мне пришлось самому найти средства адаптации метода к потребностям западного интеллектуала. Ни одно из этих средств не меняло оснований учения Шанкары, но то, что я добавил как своего рода творческое открытие, оказало решающее воздействие. В настоящее время я убежден, что человеку, стремящемуся привести в действие механизм преображения, жизненно важно сделать оригинальное открытие такого рода.

В период, прямо предшествовавший тому часу, когда почти четверть века поисков наконец увенчались успехом, мне стали ясны (теоретически) некоторые характерные черты трансцендентного сознания. На уровне интеллекта я понял важнейшую вещь: трансцендентное сознание отличается от сознания обычного в первую очередь тем, что в нем устранен разрыв между субъектом сознания и его объектом. Это состояние, в котором «Я» неразрывно слито с полем сознания. Таков исходный критерий отличия нашего обычного сознания от трансцендентного. Первое всецело является относительным сознанием типа «субъект-объект».

Второй факт первостепенной важности, который мне теперь стал понятен: «общим знаменателем» обоих видов сознания является субъект («Я»). Этот факт в значительной степени идентичен фундаментальному открытию Декарта[17], показавшему, что, если даже все подвергнуть критической проверке, нельзя сомневаться в собственном бытии – каким бы малым ни было наше понимание природы этого бытия. Я обнаружил также совершенную вневременность субъекта («Я»), а также понял, что он в чистоте своей, не смешанный ни с каким объективным элементом, поистине никогда не может быть объектом сознания. Я без труда понял, что если чистая субъективность (сама способность сознавать) является постоянным, неизменным элементом (а следовательно, пребывает вне времени и не подвержена влиянию истории), тогда она по необходимости должна быть бессмертной. Мне стало ясно, что этот вид бессмертия абсолютно имперсонален и сам по себе не подразумевает неограниченного сохранения того качества индивидуальности, которое отличает одного человека от другого. И все же, если обнаружен бессмертный элемент, то появляется чувство опоры и безопасности, основанное на уверенности гораздо более высокого порядка, чем любая вера. Когда в процессе углубления понимания я дошел до этого момента, в моем распоряжении оказалась позитивная ценность, которая имела решающее значение. Несколько лет спустя именно она стала рычагом, отодвинувшим засов Врат трансцендентного уровня сознания.

Хотя в литературе можно найти помимо вышеперечисленных принципов множество иных характеристик трансцендентного, я считаю, что признание этих двух – все, что абсолютно необходимо для подготовки понимания к Трансцендентному Пробуждению. Эти принципы и факты явно имеют интеллектуальную ценность; их вполне можно оценить независимо от какой бы то ни было эмоциональной трансформации, которая может быть связана с пробуждением трансцендентального восприятия. Достаточно сосредоточенное размышление над внутренним смыслом этих принципов вполне может оказаться эффективным средством осуществления преображения – без помощи каких-либо дополнительных факторов. Однако, хотя в моем случае указанные средства имели первостепенное значение, они не были единственными.

Одновременно с обретением этого предварительного интеллектуального понимания определенные существенные изменения происходили также и в эмоциональной и чувственной сфере. Еще в начале своих занятий я обнаружил, что в руководствах подчеркивалась необходимость искоренения желания. Это было трудно понять и еще труднее осуществить на практике. Желание неотделимо от жизни, наделенной чувствительностью, поэтому казалось, будто это требование является эквивалентом самоуничтожения. Лишь спустя некоторое время я обнаружил подлинный смысл указания: необходимо изменить направленность желания. Обычно желание направлено на объекты и, так сказать, на «объективные достижения». Нужно переориентировать желание, чтобы, вместо влечения к объектам и достижениям мирской сферы, желанным стало вечное и всеобъемлющее сознание. Такая интерпретация прояснила смысл требования и сделала его интеллектуально приемлемым, но не сразу принесла искомое изменение направленности. Для осуществления поставленной задачи потребовалось успокаивающее воздействие времени. С годами внешняя направленность желания ослабевала, а за несколько месяцев до того часа, когда произошел радикальный переход в сознании, уже имела место определенная неприязнь практически ко всему, относящемуся к мирской сфере. Казалось, будто все в этой сфере полностью лишилось какой-либо значимой ценности, хотя оставалось огромное количество неизвестной мне объективной мирской информации, которую я мог бы получить, а также много переживаний, которых я еще не испытывал. Но я понимал, что все это лишено глубины и имеет не больше смысла, чем игра в триктрак Дэвида Юма[18].

Если бы не было компенсирующего желания, направленного в противоположную сторону, то на этом этапе мое сознание, скорее всего, окрасилось бы унынием и пессимизмом.