Перстень Екатерины Великой - Наталья Александрова

И в это мгновение рядом с ней через поручни стремительно перелетела мускулистая загорелая фигура. Катя ожила, ее отпустил короткий паралич ужаса, она тоже полезла через перила, но ее уже оттаскивали назад, а двое матросов тянулись через борт. Они приняли Павлика, потом помогли выбраться на палубу тому, кто его спас, – только теперь Катя узнала его, это был тот смутно знакомый красивый мужчина из отеля.

Катя обхватила Павлика, прижала его к себе, ее трясло от пережитого страха. Она плакала, ругала его и гладила по волосам.

– Мама, мамочка… – испуганно лепетал Павлик, – не сердись, я только хотел погладить фельплюнчика…

Вокруг толпились пассажиры, ахали, сочувствовали, задавали глупые бессмысленные вопросы. К ним подошел капитан, растерянно качал головой, что-то говорил – она не могла понять ни слова, словно внезапно забыла английский. Тут же появился один из матросов, поднес к ее губам холодный стакан с чем-то резко и неприятно пахнущим, она сделала несколько глотков и почувствовала, как ледяной ужас постепенно отпускает ее.

Теперь она понимала, что говорит капитан. Он приносил ей извинения, от своего лица и от лица круизной компании, говорил, что защитная сетка очень надежна, но ячейки, как выяснилось, рассчитаны на взрослого человека, но не на ребенка. Еще он говорил, что в качестве компенсации за перенесенный стресс она может совершить еще одну морскую прогулку совершенно бесплатно.

– Нет, нет, только не это… – Она замотала головой и увидела того мужчину, который спас Павлика.

Не выпуская руку ребенка, она протиснулась к нему, улыбнулась жалкой беспомощной улыбкой, проговорила по-английски, еще плохо слушающимися губами:

– Спасибо… то есть сказать спасибо – ничего не сказать… я вам так благодарна… если бы с Павликом что-то случилось, не знаю, как бы я жила…

– На моем месте так поступил бы каждый! – ответил он, чуть заметно усмехнувшись над такой дежурной фразой, и вдруг перешел на русский: – Вы ведь из России, правда?

– Да. – Она удивленно взглянула на мужчину. – Из России… Как вы догадались?

– По вашему произношению и по имени ребенка.

– Ах, ну да, я говорю глупости… это удивительно…

– Что – встретить здесь соотечественника? На Канарах сейчас полно русских…

– Нет, я не о том… – Она смутилась. – Именно вы оказались рядом в критический момент, именно вы спасли моего ребенка…

– Так уж сложилось. – Он опять усмехнулся. – Могу я предложить вам что-нибудь выпить? Вам это сейчас не повредит…

Она кивнула и выпила еще один коктейль.

Они познакомились.

Его звали Алексеем, и прилетел он, как и она, из Петербурга.

Катя подумала, что заметила его в самолете – наверное, поэтому его лицо показалось ей знакомым.

Потом катамаран пристал к небольшому островку, и они плавали в теплой изумрудной воде (теперь она ни на секунду не выпускала Павлика из поля зрения), затем обедали на палубе – паэлья, жаренная на гриле свежая рыба, золотое вино.

День пролетел незаметно.

Катамаран пристал к пирсу, там их ждал гостиничный автобус.

Всех развезли по отелям, оказалось, что Алексей живет в том же отеле, что Катя с Павликом, и за ужином они снова встретились. Алексей сел за их стол.

Павлик после морской прогулки клевал носом.

Алексей предложил Кате после ужина пойти на шоу, она смущенно взглянула на сына, и тогда он сказал, что в отеле можно попросить горничную приглядеть за спящим ребенком.

Катя легко согласилась: она не могла отказать Алексею после того, что он сделал для нее, да ей и самой не хотелось спать, она была взбудоражена и жаждала чего-то еще, каких-то впечатлений.

Уложив Павлика, она рассказала ему сказку (так у них было заведено), но он не дослушал ее, заснул на середине.

Катя договорилась с горничной, переоделась в открытое вечернее платье – то самое, новое, что купила перед отпуском.

«А ведь не хотела брать, – усмехнулась она, – думала, зачем, все равно никуда не пойду вечером. А вот и пригодилось…»

Павлик крепко спал, разметавшись во сне. Катя поцеловала его и вышла из номера.

Южная ночь приторно пахла цветами апельсиновых деревьев и еще чем-то сладковатым, где-то совсем близко ровно и мощно шумело море, соперничая с ним, в темных кустах громко и страстно трещали цикады, в небе висела огромная смуглая луна. Алексей ждал ее в нескольких шагах от входа. На нем был элегантный белый пиджак, загорелое лицо казалось удивительно красивым, на губах играла все та же открытая мальчишеская улыбка.

Катя почувствовала давно забытое волнение.

Они прошли по темному благоухающему саду к сияющему зданию концертного зала, заняли места.

Шоу было так себе – отельные аниматоры пели под фонограмму песенки Элвиса и Фрэнка Синатры, худенькая угловатая девушка безуспешно пыталась подражать Патрисии Каас. Потом двое темнокожих парней исполнили чечетку.

Катя и Алексей переглянулись и вышли на улицу.

За то время, что они были в зале, смуглая луна успела уйти со сцены, но зато все небо было усыпано мириадами звезд. Рисунок созвездий был незнакомый.

– Что это за яркая звезда возле самого горизонта? – спросила Катя, невольно понизив голос.

– Венера, – уверенно ответил ей Алексей.

– Не может быть, – возразила Катя, – Венера…

Она хотела сказать, что Венера появляется на небе под утро, но Алексей помешал ей: он прильнул к ее губам жарким, долгим поцелуем. В первое мгновение Катя подумала, что это нехорошо, неправильно и как-то пошло – вульгарный курортный роман, но потом она уже ни о чем не думала…

Они целовались под ярким и высоким звездным небом, и на пороге его номера, и в полутемной, испещренной пятнами лунного света комнате. Они брели в спальню, как измученные жаждой путники бредут к колодцу, брели, теряя по дороге одежду, роняя ее, как апельсиновые деревья роняют лепестки цветов.

Алексей обнимал ее нежно и уверенно. Катя взмыла на невероятную высоту и парила, как парит в поднебесье ястреб, поднятый восходящим потоком воздуха, и потом рухнула с этой высоты в темную благоухающую бездну, и снова взлетела, и снова сорвалась вниз – на этот раз медленнее…

Затем они лежали рядом, за окном шумело море, и громко пели цикады, и тело Кати было наполнено шумом прибоя и пением цикад. На полу комнаты играли и переливались серебряные блики лунного света. Странно, подумала Катя, ведь луна, кажется, зашла еще до того, до того, как они…

Впрочем, это не имело никакого значения.

Значение имела только рука Алексея, легко и свободно лежавшая на ее груди. В смуглом лунном свете она казалась бронзовой, как рука античной статуи.

А потом она вспомнила про Павлика, вскочила, поспешно оделась.