Авианосцы адмирала Колчака - Анатолий Матвиенко

Пока оболваненные народные массы сражались с германскими именами как с ветряными мельницами, Балтийский флот приступил к практической работе. Он начал выполнять то самое, о чем крамольно заикнулся командующий авиацией на довоенном совещании в Ставке, а именно занялся перекрытием водного пути к Кенигсбергу. Вот только мера эта запоздала, да и действенность ее не та — вдоль балтийского побережья исправно работала германская железная дорога, которую обязаны были разрезать танки генерала Самсонова.

Первый рейд три русские лодки из Либавы провели в ночь на 17 августа, когда с очевидностью стало понятно, что попытка захватить Восточную Пруссию окончилась неудачей.

Ночь — союзница подводников. Она помогает им в главном — незаметно подобраться к врагу. А также и скрыться. Одна беда на Балтике: мелководна она. Субмарине требуется глубина куда большая, нежели линкору. По-хорошему, капитан спокоен, имея больше пятидесяти метров под килем. Там обычно перепад температур и плотностей, шумы винтов подлодки укрыты слоем воды. На поверхности субмарина быстра, однако весьма уязвима. Торговое судно догонит, но от эсминца или крейсера не уйдет. Посему походы в мелких водах для подплава смертельно опасны.

Командир «Акулы», названной так в честь предшественницы, наводившей страх на турок в последней черноморской войне, опустил бинокль. Молы прусского города-порта Пиллау, затемненные по случаю военных действий, оказались пусты.

— Готовим мышеловку, господа. Мичман, передайте на «Краб»: поставить заграждение и возвращаться в Либаву. «Форели» занять позицию милей южнее и ждать целей.

В прежние годы лодки переговаривались ударами колокола, однако время нынче не то. У пруссаков подводные акустические аппараты «Маркони» и «Телефункен» с ламповыми усилителями, враз засекут близость русских субмарин. Оттого на рубочном мостике «Акулы» замигал фонарь в узкой трубе, направленной в сторону моря. На «Крабе» и «Форели» его заметят, на берегу — никак.

Акустик доложил о слабых шумах электромоторов. «Краб» медленно двинул ко входу в Балтийский пролив. Спору нет, накидать бы мин под самой крепостью Пиллау, но там глубина меньше тридцати футов. И, к сожалению, цепочка рогатых подарков — оружие одноразовое. Лодка сможет поставить не более двух линий поперек судового хода. «Акула» и «Форель» приступили к самому нудному делу в подводной службе — ожиданию в засаде.

Днем на минах подорвался небольшой пароход, на глаз — менее тысячи тонн. Он пытался выйти со стороны Кенигсберга в открытое море. Командир «Акулы» лейтенант Гарсоев в перископ наблюдал агонию судна. В лучшем случае корыто перекроет фарватер, иначе толку с его гибели — чуть. По устоявшейся традиции командир передал перископ старпому.

— Медленно тонет. Стало быть, повреждения невелики. Подымут за трое-четверо суток, канал снова свободен. — Мичман оторвался от налобника. — Как думаете, Александр Николаевич, тралить начнут?

— Непременно. И тут ничего не попишешь. Не тратить же торпеды на тральщики. Их по-хорошему пушкой с «собачки» можно согнать, но кто пошлет корабли под дула береговых батарей? Так что до нового прихода «Краба» мины они расчистят. Разве что… — Командир с хитрым армянским прищуром глянул на помощника: — Ежели всплыть, врезать с «трехдюймовки» и быстро нырнуть? Пруссаки не ждут подобной наглости.

Офицеры в центральном посту замерли от таких слов Гарсоева. Это еще не боевой приказ — обсуждение. Однако все знали, что лейтенант ходил у японских берегов с адмиралом Макаровым, то бишь набрался авантюризма по самый рубочный люк.

— Простите, ваше благородие. Рисковать лодкой ради тральщика? — ужаснулся гардемарин.

— Не только. — Капитан снова приник к трубе. — Пруссаки что думают: русские мины бросили и ушли. Надо лодку им показать. Тогда как фарватер расчистят, конвой пришлют, а не одиночный сухогруз. Помните, господа, «Акула» — это и наживка, и засадный полк Дмитрия Донского. Ждем тральщиков, в их компании проверяем норматив экипажа на быстроту изготовки к надводной стрельбе и срочному погружению.

Портовые власти решились на траление лишь на следующие сутки, выслав в пролив пару деревянных лоханей, явно плоскодонных. Налети легкий шторм — и снаряды не понадобятся, реликты прошлого века просто разобьет волнами.

— К всплытию стоять! — приглушенно скомандовал Гарсоев, нервно дернув ногтями густую кавказскую щетину на щеке. Он ненавидел неопрятность, а окладистые адмиральские бороды считал маской, скрывающей обвисшие брыли и безвольные подбородки. Но, увы, в походе пресной воды мало, лица подводников покрываются порослью у всех, от матроса до командира. — Полный вперед! Всплываем. Орудийному расчету приготовиться.

Балтийская вода поднялась горбом, словно от подводного взрыва. Черный острый нос выметнулся вверх, на миг показав переднюю часть днища. Не успели потоки воды до конца освободить палубу, как отворился рубочный люк. Через секунду из него хлынули артиллеристы к носовому трехдюймовому орудию.

Они перекрыли самые строгие нормативы мирного времени. До береговых батарей Пиллау какая-то миля. По артиллерийским меркам — фуражкой докинуть. А прусским канонирам не надо всплывать и погружаться. Пушки давно пристреляны по морским квадратам.

Непроницаемый ящик на палубе, именуемый кранцами первых выстрелов, отдал в натруженные матросские руки первый заряд. Неожиданность сыграла свою роль. Первый султан воды поднялся в полукабельтове от лодки, когда «трехдюймовка» уже дважды пальнула в пароход.

Гарсоев до крови под ногтями стиснул леер рубочного ограждения. Сколько промахов сделают пруссы? Один, много — два. Потом непременно накрытие. Однако третьим выстрелом пушкари «Акулы» достали тральщика, подняв к небу фонтан досок и дыма.

— Срочное погружение!

Заглушки в ствол ввернулись за долю секунды, будто жили собственной жизнью. Подводники ссыпались в центральный пост, едва касаясь ногами лестницы, словно пожарные, спускающиеся по тревоге на шесте. Последний вращал еще маховик задрайки, в то время как волны закрыли переднюю палубу, врезавшись в рубку. Кучный удар накрытия всполошил воду, когда подлодка нырнула в спасительную глубину; неопасный толчок догнал ее сзади. «Акула» удирала на запад, развив наибольшие для подводного хода девять узлов, разряжающие аккумуляторы за какой-то час.

Минут через пятнадцать стихла артиллерийская истерия. Наводчики орудий окончательно потеряли представление, где скрылась русская субмарина с безумным командиром. Тот приказал сбросить ход, приподняться на перископную и обозреть результат хулиганства.

— Тральщик горит, ваше благородие, — отчитался старпом. — Не тонет.

— Однако мы их всполошили.

— И весьма. Вижу над берегом аэроплан, летит в нашу сторону.

— Убрать перископ! Средний вперед, погружение на сто двадцать футов.

Палуба центрального поста чуть накренилась, уходя из-под ног, лодка принялась забирать мористее, ныряя в глубину.

— К войне с аэропланом мы не готовы, господа, — тихим подводным голосом прокомментировал командир. — Ни перископа, чтобы вверх смотреть, ни зенитки, чтоб шрапнелью обстрелять. А он над нами круг нарежет, ракету пустит — тут береговые мальчики нас и накроют. Глубина-то уже хорошая, но береженого бог бережет.