Сезон охоты на ментов - Сергей Зверев

Всю сознательную жизнь Бонивур сидел на шее покорной матери. Пил он тоже на халяву, но пил так, что его несколько раз забирали в психушку, где прокачивали от «белочки». После последней экзекуции с лечением он вернулся особенно добрым и заявил, что теперь он – Полковник. Никто не противоречил. Видимо, лечащий врач нашел в его сознании особые таланты полководца.

Бонивур томился. Он несколько раз поглядывал на нервно курившего Геннадия – тот был далеко, и с ним, даже громко крича, общаться было невозможно.

Геннадий, докурив, уходить не торопился, он чувствовал, что сегодня Полковник проявит себя – он ежедневно себя проявлял…

Бонивур, посмотрев вниз, где сидели на скамейке перед входом в его подъезд соседки, громко прорычал:

– Э-э-э…Пи-пи-пи!!!

Соседки тут же всполошились.

– Пи-пи-пи-пи-пи!!!

Не теряя хладнокровия, он опустил плавки и стал писать вниз на уважаемых дам.

Поднялся страшнейший переполох. На Бонивура кричали снизу, грозили кулаками.

И только два человека сохраняли полнейшее хладнокровие – Полковник и Геннадий, который знал, что оргии соседа только начались – жажда алкоголя поднимет весь двор на уши!

Усмехнувшись, Полковник скрылся в комнате. А дамы, поругиваясь, передислоцировались на скамейку у другого подъезда. Конфликт погиб сам собой. Геннадий усмехнулся, что-то быстро сегодня Полковник угомонился!

Но нет! Бонивур, нацепив черное застиранное трико, снова вышел на балкон. Энергия в его организме бурлила, желание выпить застилало остальные мысли.

– Эй, Бонивур!

Полковник наклонился вниз и сразу потеплел – перед балконом стояли два пенсионера – Антон Семенович и Семен Семенович. Первый был толстым пузатым гигантом, второй – сухоньким коротышкой. Оба, начав заниматься ушу, впали в легкую фазу маразма, взяли китайские псевдонимы и теперь докучали всем хулиганам. Во дворике вечерами пили пиво, громко кричали дурными голосами и визгливо хохотали в четыре часа ночи. Но нинздя-пенсионеры все эти привычные удовольствия пресекли. Они подходили к довольным жизнью юношам и, не здороваясь, наносили ногами удары по ушам. Возмущения пресекались дополнительными ударами. Теперь во дворике вечерами бушевали только местные аборигены, хотя и им периодически доставалось.

Алчущий алкоголя Бонивур кинулся к ниндзя. Глядя на высоченного Антона Семеновича, он скукожился и, изображая полное смирение, гундося, попросил:

– Дядя Антон, дай пятьдесят рублей! Нутро горит!

– Ты забыл, как велено обращаться? – пророкотал «дядя Антон», и Бонивур тут же получил здоровенный удар ладонью в ухо, едва удержавшись на ногах.

Маленький Семен Семенович в прыжке добавил ногой в другое ухо.

Оба ниндзя ходили по двору в черных футболках с длинными рукавами, в черных льняных засаленных трико и китайских чешках.

Наблюдая, как Бонивур получает «порицания» от старших, Геннадий посмеивался. Но Полковник вдруг возмутился:

– Вы че, старичье? Охренели? – И скрылся в подъезде.

Нинздя, усмехнувшись, степенно пошли за дом, видимо, уже взяли под контроль еще пару соседних двориков.

Геннадий уходить не собирался – эксцессы Бонивура, он был уверен, продолжатся немедленно…

Через минуту после ухода стариков-каратистов дебошир вынесся из подъезда, снедаемый гневом. За такой короткий отрезок времени он успел взбежать на четвертый этаж (перепугав старенькую мать), перешарил содержимое выдвижных ящиков на кухне и, не опускаясь до объяснений, сжимая кухонный нож на деревянной ручке с длинным лезвием, устремился на улицу. Наказать стариков-каратистов он собрался с кровопусканием.

Но врагов не было.

Это озадачило Бонивура, но не охладило его гнев.

Тем временем в однозвездочной гостинице, по случаю летнего зноя, все окна были открыты настежь, и публика предавалась меланхоличному созерцанию уютного внутреннего дворика. Только на первом этаже, восседая за столом у окна, весело и громко разговаривали выпивающие горячительное водители-дальнобойщики. Они сидели по-домашнему – в тапочках, трико, майках, общались преувеличенно громко и цензурным лексиконом не ограничивались.

– Эй, вы! – закричал Бонивур, грозя кухонным ножом.

Столь наглая выходка Полковника озадачила подвыпивших мужчин – какой-то хлыщ посмел им, четверым здоровякам, грозить ножом.

– Вы! Что тут пьете! А? – Вид чужого благополучия злил Бонивура все сильнее.

– Ты, урод, понял, на кого попер? – удивился самый могучий из дальнобойщиков.

– Да! Я понял! И ты поймешь! Иди сюда! Иди! Полковник с тобой разберется! – кривлялся Бонивур, размахивая ножом. Он чувствовал себя уверенно, ибо знал, что находится в полной безопасности. Даже если дальнобойщики решились бы вступить с ним в схватку, им пришлось бы покинуть свой номер через дверь, миновать коридор и вестибюль гостиницы, спуститься по ступеням широкого парадного крыльца, обогнуть здание, и только потом они попадали в пространство внутреннего дворика. А еще требовалось добежать до второго подъезда, у которого грозился боевыми позами противник. Время работало не на них!

Соседи, наблюдавшие эту сцену, в том числе Геннадий, ожидали предсказуемого развития локального конфликта. Но… Дальнобойщики вдруг разом вылезли во дворик прямо из окна и оказались перед онемевшим от потрясения Бонивуром.

Могучий пузатый здоровяк отнял у Полковника нож и врезал ему сочную оплеуху, а другой дал ему увесистого пинка под зад.

Инстинкт самосохранения сработал у Полковника быстрее, чем его беспокойный разум, – вжимая голову в плечи, он умчался в подъезд и с силой захлопнул за собой дверь.

– Козел какой-то, – выразил общее мнение могучий предводитель компании, вертя в руке кухонный трофей. – Будем им колбасу нарезать! Что, раз уже на улице, может, в гастроном прогуляемся?

– Да, возьмем сразу пяток портвейнов, чтобы потом не выходить!

И водители большегрузов неспешно двинулись в сторону близкого продмага.

Подвергнутые принудительному сеансу уринотерапии соседки на лавочке радостно обсуждали расправу над Бонивуром. И тут дверь подъезда с грохотом распахнулась – Бонивур открыл ее пинком.

– Ну, что делаешь? Что двери ломаешь? Ты хоть копейку дал на установку? – загалдели женщины.

Полковник не удосужил их своим вниманием, зато разглядел Геннадия и крикнул:

– Генка, дай пятьдесят рублей!

– Нету денег! – прокричал тот в ответ.

– Нету у него! Когда они у тебя были? Босота! – проворчал Бонивур.

Тут его взгляд приобрел осмысленность – он заметил играющих у одной из кладовых дедов-пенсионеров. Деды все теплое время года резались за импровизированным столом в домино и карты, выставляя на кон по рублю.