Санный след - Ирина Глебова

— Да вот, на катке и упал. В тот вечер…

— Упали? Не очень похоже на след падения.

— Почему? Там льдинки мелкие, острые… — Егор прижал ладонь к щеке. — Уже заживают.

— Кто-нибудь видел это падение? И вообще, вас на катке видели? Знакомые?

— Не знаю. Людей было много, может, кто и видел.

Одиноков встал, шагнул к портьере, сделав знак Тихонову сидеть, выглянул в приемную. Там уже стоял городовой с большим конвертом за портупеей. Увидев следователя, подошел, отдал конверт. Одиноков быстро достал и просмотрел бумагу. Хмыкнул, то ли удивленно, то ли удовлетворенно — сам еще не определил свое чувство. А на чувства свои он привык полагаться, они его редко подводили. Еще только бросив на Егора Тихонова первый взгляд, он заметил царапины у того на лице. Они показались ему очень похожи на следы либо кошачьих когтей, либо женских ноготков. И пока Тихонов приводил себя в порядок, следователь отправил в полицейскую управу запрос. Он наказал своему помощнику быстро проверить ногти погибшей Королевой. Тело девушки вот уже три дня лежало там же, при управе, в морге. Родители убитой уже просили дозволения похоронить дочь, но Одиноков уговорил их подождать еще два дня. И сейчас радовался тому, что сделал так. Ведь в присланной ему бумаге говорилось: под ногтями правой руки убитой есть частички человеческой кожи.

Вернувшись в примерочную, следователь пристально поглядел на парня. Тот вновь заметно нервничал, не спускал глаз с раскрытого конверта и бумаги в руке следователя. Тот заметил это, легонько помахал листком в воздухе.

— Вот что, Тихонов, — сказал. — Нинель Королева, судя по многим признакам, сопротивлялась своему убийце. И, между прочим, хватила его ногтями по щеке — оставила, похоже, отметины. Не они ли это?

Он вновь вскинул руку к лицу молодого человека, но уже более резко, чем первый раз. Егор отшатнулся, вскочил со стула. Быстро прижал ладонь к щеке, словно хотел спрятать царапины.

— Нет! — вскрикнул пронзительно, но тут же перешел на полушепот. — Это на катке, на катке!

— Слишком много совпадений, молодой человек!

Не отрывая глаз от парня, следователь приоткрыл портьеру, сделал знак, и тут же в приемную шагнул городовой.

Через час Одиноков уже докладывал об аресте предполагаемого убийцы полицмейстеру Вахрушеву.

— Я сразу заметил, что этот Тихонов очень быстро возбуждается, то в ярость впадает, то в истерику. С Королевой он встречался, отношения у них были близкими, но, похоже, убитая его серьезно не воспринимала. Во всяком случае — не отказывалась от других знакомств и ухажеров. Такой человек, как Тихонов, мог сильно ревновать. Не дождавшись Королевой на катке, пошел к ней, разыгралась ссора, и… Она сопротивлялась, исцарапала его.

— Домоправительница его видела?

— Мы ее раньше допрашивали на предмет того, кто приходил к убитой накануне. Она не знает, и вообще не всегда следит за приходящими, занимается своими делами у себя в комнате. Главная ее задача — убрать подъезд да запереть его на ночь.

— Ну а что с француженкой? — спросил полицмейстер.

— Там могло быть так: мадам подразнивала Тихонова, возбуждала его надежды, но к себе не подпускала. И однажды он сорвался. Возможно, сначала хотел просто овладеть ею, да она стала сопротивляться, оскорбила его…

— Да, — Вахрушев покачал головой. — Все это пока догадки, надо хорошенько разбираться. Но все же, господин Одиноков, вы отлично поработали. Портной и в самом деле подозрителен.

— Я понимаю, все улики косвенные, — согласился следователь. — Но когда есть подозреваемый, проще и доказательства находить, есть от чего плясать.

Слух об аресте жестокого убийцы разошелся по Саратову мгновенно. Горожане были возбуждены, но и успокоены тоже. Отступил страх, можно было не бояться за жен и дочерей. Но продолжалось это недолго — до первой весенней оттепели. До дня, когда на берегу реки был найден труп изнасилованной и истерзанной девушки — точно так же, как и две первые жертвы. И что особенно поразило следователя: убитая оказалась дочерью купца Забродина — бывшего любовника француженки Жаклин Солье.

— Держись крепче, Леночка!

Петр сильнее толкнул легко раскачивающуюся доску. Девушка в летнем платье-сарафанчике, простеньком и элегантном, сидела на этой широкой и гладкой доске, держась за крепкие канаты. Эти качели она любила с детства. Они стояли на лужайке, куда выходила нижняя веранда дома, а сразу за ними высились три старые огромные осины. И если сильно раскачаться, то волос слегка касались их серебристые, всегда звенящие на ветерке листья… Летом канаты у качели оплетались гирляндами цветов. Так было и сейчас. Леночка сидела в этой раме из живых цветов, светлые волосы распущены по открытым загорелым плечам, счастливая улыбка, счастливые ясные глаза… Она была словно сказочная дриада! Нет, это не она придумала, это ее влюбленный жених прошептал восторженно:

— Милая… Ты прекрасна! Словно дриада!

И вдруг вспрыгнул ногами на доску, присел, оттолкнувшись, и они взлетели — высоко, еще выше!..

Петр Уманцев и княжна Елена Орешина на днях скромно отпраздновали официальную помолвку. Скромно-то скромно, но весь город, конечно же, знал об этом событии. Что ж, и у юной невесты, и у жениха, несмотря на его известность и актерскую профессию, были безупречные репутации. Мнения светских кругов и городских газет сходились: прекрасная пара!

Теперь Уманцев бывал у Орешиных почти ежедневно. Летом театральная жизнь утихала: давали изредка оперетки, комедии да водевили — «Вечер с итальянцами», «Путаницу» и «Харьковского жениха». Петр в них задействован почти не был, вот и мог уделять Леночке много времени. Она была счастлива, и даже то, что их свадьба состоится только через год, не могло этого счастья притушить. Ведь не только друзья, матушка, но и тетушка-подружка Ксаночка признали и полюбили Петра. А заслужить доверие Ксении — насмешливой, проницательной и язвительной — не так-то просто. Но и она, к радости Леночки, недавно сказала:

— Похоже, твой жених и вправду кладезь добродетелей и талантов! Не хмурься, малышка, я хоть и шучу, но искренне так думаю. И рада за тебя. За вас обоих…

Ксения сказала это, вернувшись из поездки на юг. Каждое лето она ездила в Крым, где, под Евпаторией, квартировала артиллерийская бригада — сослуживцы ее покойного мужа. Все офицерские семьи были ее большими друзьями. Это и понятно: пережить вместе то, что пережили они, и не стать родными людьми — просто невозможно!

Китайское восстание… Потом была война с Японией — два года. Следующие два года по стране полыхали страшные бунты. Казалось бы, что в сравнении с этим та маленькая незаметная война, где-то далеко в Маньчжурии, длившаяся всего лишь лето… Но только не для тех, кто пережил ее, и не для молодой офицерской вдовы Ксении Анисимовой.

Восемнадцати лет Ксения уехала из родительского дома в Москву, поступила на Высшие женские курсы профессора Герье. В столице узнала и полюбила своего артиллерийского капитана. Они обвенчались, когда Ксении было 23 года, Владимиру Анисимову — на два года больше. Леночка хорошо помнит их свадьбу: ей было уже семь лет и она вместе с матерью и отцом ездила в Москву. Было очень весело, играла музыка, все танцевали в большом зале, и она тоже — ее приглашали красивые офицеры. Их было много, но самым красивым ей казался Володя, Ксаночкин муж… Больше Леночка Владимира Анисимова никогда не видела, потому что очень скоро после свадьбы он получил назначение в город Благовещенск, на Амуре, в далекую Сибирь.