Седьмая - Оксана Гринберга

— Отставить — говорю я. — Ну, хорошо. Допустим то, что кошкам я дала суп, означает, что их я тоже не люблю. Но я ведь и себе налила точно такой же суп, как всем вам. Выходит, я и себя не люблю?

— Не любишь — соглашается Евдокия, ничуть не смутившись. — Если бы любила, купила бы себе новые башмаки, а не латала старые. И по вечерам лежала бы в ванне, а не мыла ноги в тазу, по очереди. И ела бы…

На этом месте я не выдерживаю, и выхожу из кухни, хлопнув дверью. Залезаю под одеяло, и сладко оплакиваю свою загубленную жизнь. Розовую ванну, оставшуюся в прошлом, мягкие замшевые ботиночки, подбитые овчиной, малосольную семгу, оливки, клубнику среди зимы. Ладно, оливки с клубникой не больно-то жгут мне сердце, а вот семги хочется ужасно. И обувь хорошую я люблю. Любила. А в ванну наливаешь пену… а еще вино можно с краю поставить, прохладное, розовое, мое любимое…

Тут на меня сверху навалилось тяжелое, горячее, пахнущее Дусей. Под одеяло проникает мокрый нос, влажный язык проходится по моему лицу, стирая слезы.

— Прости — говорит Дуся. — Твой суп — самый лучший суп в мире. Я люблю тебя. Я так тебя люблю, что готова есть суп каждый день, с утра и до вечера, всю жизнь…

— У нас нет столько супа — шмыгаю я носом, и обнимаю Евдокию за повинную голову.

*****

Дни шли за днями. Мы привыкли к супу. Он привык к нам. А я научилась готовить его так, что между нами случилась любовь.

Суп по-деревенски

С самого утра, после завтрака, на плиту ставится большая кастрюля с водой, в которой плавает курица. Ну, не вся, разумеется, а лишь некоторые ее, самые привлекательные, с точки зрения супа, фрагменты.

Жду, когда закипит, делаю огонь минимальным, и иду в огород. Благо он рядом, рукой подать — двор пересек, открыл заднюю калитку, сделал шаг — и ты на месте.

Здесь я дергаю с грядки пару-тройку юных морковок, подкапываю здоровенный картофельный куст, и добываю несколько картофелин. Кстати, знаете ли вы, как добывают картошку?

Для начала нужно отыскать картофельный куст. Правильный картофельный куст. Правильный куст — это тщательно окученный куст. То есть, такой куст — он как бы высовывается из земельной горки, а не торчит на плоской поверхности. И чем больше горка, тем правильнее куст.

Горка, в свою очередь, тоже должна быть правильной: рыхлой, немного влажной, без сорняков. И, конечно же, в ней не должны скрываться полосатые жуки, имеющие виды на картофельный куст.

И вот мы нашли такой куст — правильный, торчащий из правильной горки. Присаживаемся перед ним на корточки, и начинаем процесс добычи. Запускаем обе руки внутрь земельного холмика, и осторожно, чтобы не испугать и не обидеть картофельный куст, шарим пальцами в мягкой прохладе. Вот картофельный стебель — его мы обходим стороной, вот камешек, который возомнил себя картошкой, лежит, созревает. А вот… воооот…нечто круглое и гладкое, размером с мячик для большого тенниса. Мягко обхватываем это круглое пальцами, и плавно, не резко — нет, вынимаем на свет божий…

Картофелина! С розовой, нежной, как у младенца, кожицей, с младенческими же ямочками на округлом, слегка вытянутом тельце, чуть горьковато пахнущая землей и травами — она лежит на ладони, как новорожденный, сделавший свой первый вдох.

Кладем добычу в корзинку, и снова ныряем руками под куст. И добываем еще пару-тройку крупных розовых картофелин. Добытого хватит на суп или борщ, или отварить и с маслом, с укропчиком, запивая холодным молоком…

Добыча картошки, скажу я вам, — это невероятно увлекательное и приятное занятие. Которого я была лишена раньше, когда ходила за картошкой на рынок. А не в огород.

Итак, морковка есть, картошка есть, теперь выдергиваю из земли беременную луковку. Она вроде бы молоденькая совсем, с лихим зеленым ирокезом — сверху, но уже с небольшим кругленьким пузиком — снизу.

Мою всё это дело во дворе под краном. Овощи чищу, нарезаю кубиком и кладу в кипящий бульон. А сама иду в сад, полоть траву или собирать малину.

Прихожу из сада, добавляю в суп горсть вермишели, и теперь уже стараюсь далеко от кастрюли не уходить, ибо чревато. Вермишель — материя тонкая, разваривается в кашу на раз-два-три, следует бдить и бдить.

Бдю. Бдя открываю входную дверь, стремительным домкратом выскакиваю во двор, сворачиваю за угол (там у меня грядка с зеленью), хватаю горстью укроп и петрушку, стремительно возвращаюсь. Проверяю — как тут моя вермишель? А вермишель — гут, и супчик почти готов. Осталось покрошить в него ароматной петрушечки, да с укропчиком, накрыть кастрюлю крышкой, отключить плиту и оставить упревать до полной кондиции.

*****

Сегодня ходили с Дусей за шиповником. Искололи все руки — у кого они есть. У кого их нет, сказали — ну где вы видели, чтобы ногами собирали шиповник? — и умчались в поля, гонять зайцев и ворон, ловить мышей, украшать хвост чертополохом.

Жаль! Как жаль, что я только теперь узнала, что красота живет не только в дальних странах, но и в пространствах, которые начинаются сразу за калиткой нашего скромного домика.

Сначала мы идем вдоль улицы, очень неширокой, с двух сторон окаймленной разномастными заборами, демонстрирующими уровень достатка их хозяев. В основном, этот уровень так себе, Евдокии по колено. Серый частокол из полуистлевших деревянных планочек, кое-где подвязанных бечевкой, потому как гвозди в них уже не держатся.

Нет, это еще не красота. Красота начнется сейчас, когда мы свернем направо, в узенький переулочек, который почти сразу же оборвется, и по левую руку, до самого горизонта, лягут изумрудные поля и рыжие перелески, а по правую руку — стоит лишь протянуть ее, пальцы коснутся надписи «Дорогому Васеньке от любящих жены и детей». Кладбище примыкает вплотную к селу, от огородов его отделяет лишь невысокая оградка, поэтому иногда можно увидеть, как по одну ее сторону выкапывают картошку, а по другую — закапывают покойника.