Роковые девчонки из открытого космоса - Линда Джейвин

Секундочку. Он не чувствует себя мертвым.

Не–а. Что бы ни чувствовал он, это явно не мертвость. У Джейка зудело в пальцах. И на ногах — тоже. Всякий мимолетный контакт его футболки «Хайосс»[21]с зимне–бледной кожей груди вызывал дрожь в позвоночнике. Закрыв глаза, Джейк прислушался к тому, как сквозь ноздри вырывается дыхание, а в жилах пульсирует кровь. Он никогда не был особо внимательным учеником, но помнил с уроков биологии: дыхание и пульс — сравнительно достоверные показатели того, что ты не умер.

Сегодня моя первая ночь на Земле…

Глаза его вновь распахнулись. Соблазнительно было бы сравнить выражение Джейкова лица с физиономией оглоушенной кефали. Тем не менее, ни одна рыба своими ихтиологическими очами не смогла бы точно отразить степень либо комбинацию шока, смятения и внезапной похоти, что взболтали в этот момент причинные Джейка.

Ибо прямо перед теми же самыми, ныне — почти тревожно ясными — глазами странное серебристое существо метаморфировало в девчонку, какие для мальчишек вроде Джейка олицетворяли всю на свете девчонскость. Рокенролльная мечта. Волосы — масса косичек всех цветов под Солнцем, а также под любой другой звездой во всюхе. Челка фиолетовая, а из–под густых ресниц лучились шаловливым разумом огромные зеленые глаза. Между скобками убийственных скул длинноватый нос стрелой целил в изгиб полных губ. Грязное пластиковое миниплатье цвета горящего ракетного топлива тем временем облекало тело, которое можно было описать лишь как потрясное: сиськи, перечащие закону тяготения, талия тоненькая настолько, что ее можно заключить в орбиту двух ладоней, не задница, а две полные луны, и сильные ноги, длинные, словно реактивные выхлопы.

Ну и пускай ее кожа слегка зеленовата. Зеленый — это четко. Если бы Джейк побеспокоился зарегистрироваться на избирательном участке, он бы точно голосовал за зеленых. Особенно теперь.

Но антенны?

Миллисекундочку, подумал он. «Жутемер» зашкаливает. Ну конечно. Тьфу ты. Дело в кислоте. Не иначе. Джейк закинулся микроточкой перед тем, как двигать на концерт «Агента Малдера». Но все равно трип отпадный и дебильный. Кислота никогда не вставляла его таким манером — даже если баночки «Веджемайта»[22]отращивали ножки и пускались чечеткой по комнате к «Голодильнику». Может, не стоило пить те четыре бурбона с колой. Нет, бурбон Джейка не парил. Но ведь никто не знает, что́ кладут в кока–колу.

Давай, Джейк, соображай.

Последнее, что он мог припомнить, — это как пробирался мимо вышибал в «Селинасе» и карабкался на сцену в шестой, рекордный раз. Один миг — он в воздухе, ладони раскрыты, плывет над головами и вытянутыми руками. Затем — яркая вспышка, жуткая тишина и сладкое таянье. А дальше он уже покачивается на цыпочках, в нем все зудит, и медоточивый голос инопланетной девчонки плещется у него в ушах, а поток ее слов закорачивает ему мозги. Бляляляляляля…

Инопланетной девчонки?

Бэби — вот как, она сказала, ее зовут. Бэби Бэби. Где он это уже слышал? Болтая дальше, она отвечала на каждый вопрос, приходивший ему на ум. Самое странное, вдруг дернуло его, — он всего этого не спрашивал. Он вообще рта не раскрывал — разве что челюсть отвесил. Как она это делает? Мозг ему это выкручивало по–настоящему.

Взгляд ее был так пристален, что больно.

Может, у Бэби, конечно, с рокенролльным прикидом все тип–топ, но как себя вести в приемлемой рокенролльной манере, она явно понятия не имела. Любая сушка тебе скажет: современные манеры рок–н–ролла довольно крепко привязаны к этикету филонов. А среди прочего этикет филонов требует, чтобы никто никому не смотрел в глаза слишком долго или слишком внимательно, и в особенности — тому, с кем разговариваешь. Для филона чрезмерный прямой зрительный контакт — уже не просто грубо, а чуть ли не физически болезненно. Инстинктивно уворачиваясь от дротика ее внимания, Джейк нервически огляделся.

Вокруг теперь все медленно густело в фокусе. Девушка села на диван цвета спелой клубники — его покатый контур приводил на ум гигантский язык. «Салон Вуду»? Она сказала что–то про «Салон Вуду»? Лингвальный диван, похоже, лизал ей попу. Стараясь не таращиться, Джейк слегка повел взглядом и обнаружил, что на салон смотрит другой диван — обтянутый замшей голубичного оттенка и в форме гигантского башмака. Какая–то контрольная панель ярко пульсировала на стене в углу. Все очень НФ.

Однако несмотря на весь этот высокостильный хайтек, в помещении царил бордель — тотальный, абсолютный, хаотический, неряхоидозный бардак. Повсюду разбросаны одежда, журналы и компакты. На самом деле, немножко похоже на Джейкову комнату в Ньютауне. Ну вот только вся одежда новая, и бардаку не хватало того всепронизывающего черте–чего, что возникает от опыления мануфактуры несколькими почти пустыми пивными бутылками и полусъеденными шоколадными пирожными, а также пропитанной жиром коробкой–другой из–под пиццы. Джейк заметил и несколько табличек, похожих на свинченные указатели улиц, только значилось на них «Красный Гигант» и «Белый Карлик». Звездные знаки? Она крадет звездные знаки? Еще на стенах висели постеры. Джейк различил на одном плакате знакомую физиономию Курта Кобейна[23]. Зрелище его несколько утешило, пока он не вспомнил, что Курт уже тоже умер.

Не тоже умер. Просто умер. Я — нет. Я не умер. Я не мертв. Джейк думал, что если будет твердить это достаточно долго, убедит сам себя.

Инопланетная девчонка?

В уме его кубарем закувыркались видения похитителей тел, мозгососов, воспламеняющих взглядом, престидижитаторов, космических обезьян, жидких небес, параллельных вселенных, лиловых людоедов, Дэвида Боуи, Сигорни Уивер, Людей в Черном, и предпоследнего Доктора Кто[24]. Он поискал в себе правильной реакции, но правильная реакция съежилась, дрожа в каком–то темном уголке мозга вместе со всеми остальными способностями здравого рассудка.