Орлиное гнездо - Камиль Исхаков

class="empty-line"/>

Сердце Старикова обливалось болью. Он в бессилии упал на стул и заплакал, склонив голову на ладонях.

Вечером, совершенно разбитый он осторожно постучал в дверь дочери.

– Войдите.– глухо ответили из-за двери.

Стариков неловко перешагнул порог спальни, замер в нерешительности. Наташа сидела на кровати, отвернувшись к окну.

– Ты в порядке, доченька?

Наташа повернула лицо к отцу. Она плакала. Глаза вспухли. Сердце Старикова сжалось от жалости и он бросился к дочери.

– Милая моя, радость. Да что ж мы. Не позволю супостату…– шептал он на ухо дочери, прижав ее к груди.

– У нас нет выхода, папенька. Он все равно добьется своего. И тебя по миру пустит.– трезво рассудила Наташа.– У нас только один выход, отец.

Стариков до боли прижал ее к себе, боясь услышать ее решение.

– Я должна выйти за него замуж. И сохранить родовое имение и нашу честь.– тихо прошептала Наташа и зарыдала. Стариков гладил ее по голове, плечам, что-то шепча успокаивающее и плача сам.

Андрей Баташов сидел тем временем в своем доме и обдумывал дальнейшие шаги купца. Какой путь он выберет, разорение и бесчестие, или сытую, мирную жизнь, но поступиться с чувством дочери. На его месте он выбрал бы второе. Чувства девушки его интересовали в последнюю очередь. Сын богатого магната, избалованный богатством и не знавший отказа ни в чем, он меньше всего задумывался о личных чувствах кого-то. Его еще бы заинтересовало настроение масс. Отец всегда учил его предугадывать настроение масс, принадлежащих семье, регулировать их. Но привыкший крутить личностями, тем более женскими, считал, что все это слабости людские, и им нет места для переживания.

– Лукьян!– крикнул Андрей помощника. Дверь мигом приоткрылась и в проеме появилась голова Лукьяна.

– Поди сюда.– Лукьян прошел в кабинет и с поклоном остановился у хозяина.

– Садись.– предложил Баташов.

Лукьян подвинул стул и сел напротив магната, преданно глядя на хозяина. Баташов с минуту изучал своего близкого помощника, словно взвешивая что-то и начал:

– Сегодня был хороший день. Тебе не кажется?– начал он с вопроса. Лукьян согласно кивнул.– Задумал я.– продолжил Баташов.– Построить себе свой дом, что бы ввести в него новую хозяйку. Да такой. Чтоб округа ахнула. Чтоб зависть людская была такой сильной, как их желание обогащения. Скажи Лукьян, люди любят меня?

– Да, барин!

– А за что?

– За все, барин. В обиду не даешь, платишь хорошо, крышу над головой даешь, поборами не мучаешь. Голытьба молится на тебя.

– ну а коли скажу в огонь. Пойдут люди?

– Пойдут, барин.

– А боятся меня?

– Боятся. Ты суров, но справедлив. А что толпе надо? Хорошая плетка и сладкий пряник, чтоб знала, что тот кто кормит, тот и ударить может.

– Ну ладно. Дом хочу. Да ни дом – крепость. Скоро река пойдет. Недели через три баржи с рудой пойдут. Сколько первыми караваны придут?

– Три.

– Сколько на них людей?

– Человек сто двадцать. Бурлаки и грузчики.

– На наших условиях они там наняты?

– Да кто как, кто крепостную служит, а кто и вольный.

– Та-ак. Вольных перетяни. Сколько это будет человек, не знаю. Найми человек двести, по округе прокатись. И брось их всех на строительство.

– Зачем так много?

– А задумал я, Лукьян, под землей дом строить.– прошептал барин.– Поставь забор высокий, где стройка. И чтоб ни одна мышь лишняя не прознала. При найме людей, скажи про молчание. А кто проговорится…не пугай пока.– хищно ухмыльнулся барин.

– Тяжело будет, барин. Толпе пастух всегда нужен. У стада, окромя пастуха, еще волкодавы бегают, стадом помогают управлять.

– А-а, вон ты о чем. Верно говоришь. Разделяй и властвуй. Тогда так. Человек пятьдесят дюжих мужиков найми для соблюдения порядку, обдели их властью карать. Да только не на смерть. Плеткой махать, да зубы выбивать, страх и отпугнет, любознательных. Решено. Пойдет Ока, придут баржи и начнем. А теперь иди, оставь меня одного.

Баташов оставшись один, ушел в мысли. Он строил планы будущего. Почувствовав власть и могущество, ему захотелось большего. И это большее скоро он добьется. Не спеша, постепенно.

По-весеннему быстро стемнело. Обслуга затопила печь, от трубы которой веяло благодатным теплом. На небе зажглись яркие звездочки. Казалось природа уснула. Лишь в домах копошились люди. Кто умывался, придя с работы, кто ужинал, кто делил время перед сном со своими женами и детьми. В каждом доме шла своя размеренная жизнь. А природа потихоньку готовилась ко сну. Дневные звери и птицы уже попрятались по своим норам, гнездам, а ночные еще не вышли на свою ежедневную, вернее ночную прогулку – охоту.

В конце апреля Ока вскрылась. Бурный ледоход обрадовал многих, и рыбаков, и местных жителей, и рабочих заводов. Открывшаяся река ознаменовывала начало новой навигации. Торговые пути оживятся, по рекам потянутся караваны барж с рудой, углем и другим необходимым. Что зимой обычно бывает в недостатке, из – за замирания основного пути доставки.

Лед с треском, хрустом, тихо чалил по течению. Над рекой стоял глухой рокот, будто неведомый зверь проснувшись с голода урчал. С реки веяло холодом, от чего крестьяне, проживающие близ рек, кутались в теплые одежды. Солнце грея своими лучами, прогревало землю, но воздух, движимый с реки, прогревать не успевало.

Андрея Баташова разбудил гам, раздававшийся с нижних этажей. Он открыл глаза и с трудом отряхнулся ото сна. Полежал, по нежась, потянулся.

В дверь тихонько постучались.

– Да.– разрешил войти Баташов.

Дверь тихо приоткрылась. В проеме показалась симпатичная мордашка Глафиры, горничной. Он улыбнулся ей. Андрей давно хотел ее завлечь, да все подходящего случая не было. Он поманил ее пальцем. Глафира с опаской вступила в покои хозяина. Он сидел на кровати, прикрыв куском одеяла промежность, почесывая широкую, волосатую грудь и жадно оглядывая горничную с ног до головы.

– Поди.

Глафира прошла еще пару метров, боясь приблизиться.

– Поди, сказал.– грозно приказал Баташов.

Глафира покраснела под откровенным взглядом барина, но сделала еще пару шагов. Андрей отбросил одеяло, оголив свое достоинство, и потянул Глафиру к себе.

– Не боись, не обижу.– от волнения его голос перешел на хрип.

– Ой, барин. Хозяйка зовет, там…там.– Глафира попыталась сопротивляться. Ее пробил озноб. Она вся задрожала. Андрей, будто чувствуя ее напряжение, улыбнулся и привлек ее губы к своим. Голова Глафиры закружилась. Она затрепетала, словно мотылек на свету, но собравшись