Избранная луной. Сказки Нового мира - Филис Кристина Каст

Дженна, сидевшая рядом, трепетала всем своим худеньким телом, и Мари вспомнила о той роли, что надлежало ей играть на людях. Допив чай, Мари обхватила себя руками, изображая боль, которой не чувствовала.

– Потерпи, Мари, с мужчинами она почти закончила, – подбодрила Дженна.

Мари открыла рот, чтобы ответить, но отвлеклась, увидев, как Зора крутится рядом с Ледой. Она игриво улыбалась свежеомытым юношам. Те возвращались на свои места, на краю Поляны. Мари стиснула зубы от досады.

Дженна посмотрела в ту же сторону и шумно фыркнула:

– Зора совсем бессовестная! И как только Леда терпит?

Мари промолчала. Нетрудно догадаться, почему мама спокойно сносит подобное бесстыдство. Клан ждет, когда Жрица Луны назначит себе преемницу и объявит о своем решении. А где это видано, чтобы у преемницы кожа светилась на солнце? Спору нет, Зора гордячка и воображала, но зато любимица Клана. Не случайно она рвется в будущем занять место Жрицы.

Леда остановилась перед подругами и тепло улыбнулась. Дженна, как и все, подняла голову, и Леда возложила руки на изящный лунный венец. Слова ее предназначались Клану, но взгляд был устремлен на дочь:

– Очищаю тебя от всякой печали и передаю любовь великой нашей Матери-Земли.

Вместе с Кланом Мари прошептала:

– Спасибо, Жрица Луны.

И улыбнулась маме, только ей одной.

Затем Леда коснулась головы дочери, быстро поцеловала Мари в лоб и двинулась дальше, к женщинам, ожидавшим ее.

Мари так и тянуло встать рядом с матерью. Пусть все убедятся, что вовсе она не хилая и годится в помощницы, а в будущем и в жрицы.

– Лучше посиди, а то живот опять разболится.

Мари подняла голову – на нее смотрела Зора. Ничего обидного в словах соперницы на первый взгляд не было, но за показной заботой Мари уловила насмешку. Вскочить бы и закричать: да не болит у меня живот, просто я не такая, как вы! Но ничего такого не скажешь вслух, ни за что – нельзя подвергать опасности себя и, главное, Леду. Поэтому Мари ответила лишь:

– А ты лучше догоняй мою маму. Поторопись, а то другая сероглазая девушка займет твое место.

Гладкий лоб Зоры пересекла морщинка. Она спохватилась, повернулась к Мари спиной и припустила за Ледой.

– Все-таки она противная, – заметила Дженна.

– Мужчины Клана другого мнения, – съязвила Мари.

Дженна прикрыла рот ладонью, подавив смешок. Мари улыбнулась и наклонилась к самому уху подруги. Только она хотела шепнуть, что Зора в своем венце из перьев – точь-в-точь как павлин, но мать тотчас обожгла ее строгим взглядом. Мари встретилась с ней глазами, и Леда беззвучно произнесла одно-единственное слово: доброта.

Мари в ответ виновато улыбнулась. От девушек и детей Леда перешла к матерям и пожилым женщинам, а Мари вздохнула. Мама права, спору нет. Жрица Луны – не просто глава Клана, предводительница, она и советчица, и целительница, и заботливая мать – для всех. Леда не притворяется доброй, доброта ее искренняя, идет от сердца.

А она, Мари, добрый человек? Трудно сказать. Она хочет, чтобы мать ею гордилась. Она старается поступать правильно, но сколько ни бьется, чего-то ей недостает… Нет, не так. Скорее, она настолько отличается от сородичей, даже от матери, что чувствует себя в Клане чужой. С тоской и нежностью следила Мари за Ледой. Вот бы жить в ладу с собой, как мама, как Зора, как все остальные!

Мари машинально одернула рукава, хотя солнце давно закатилось. Осознав, что творит, девушка приказала своим суетливым рукам успокоиться, и у нее перехватило горло от тоски.

Что я здесь делаю? Мне здесь не место, только позорю маму. Не стоило сюда приходить.

– Что с тобой, Мари? – встревожилась Дженна.

Только тут Мари поняла, что пропустила мимо ушей весь ее рассказ о том, как она помогала женщинам из ближних нор готовить Поляну к сегодняшнему празднеству.

– Прости, Дженна, мне все еще нехорошо. Пойду-ка к себе в нору, прилягу. Надо успеть до того, как станет совсем темно. Скажешь маме, что меня колики замучили и я ушла отдохнуть?

– Конечно! Ой, вспомнила: я нашла рощицу, где полно лиловых ирисов! Ты ведь говорила, из них хорошая краска получается?

– Да, – кивнула Мари.

– Завтра пойдем собирать?

Мари была бы счастлива ответить «да». Вот бы посмеяться, поболтать, посплетничать вволю с подружкой! Тяжело быть вечно настороже, беспокоиться, как бы на свету не открылась правда.

Но как не беспокоиться? Не угадаешь, когда кожа начнет светиться, а светится она почти всегда, стоит появиться лучику солнца. Дни-то стоят ясные, погожие, нельзя рисковать.

– Не знаю, Дженна, как буду себя чувствовать. Но хотелось бы, очень хотелось.

– Да не грусти, Мари, пройдет. Приду сюда завтра в полдень. Если полегчает, приходи и ты, хорошо?

Мари кивнула:

– Постараюсь.

Она обняла Дженну, молясь про себя, чтобы завтра было пасмурно, и добавила:

– Спасибо тебе, Дженна, ты хорошая подруга. Жаль, что мы редко видимся.

Дженна в свою очередь крепко обняла Мари, потом отступила на шаг и лукаво улыбнулась:

– Неважно, часто ли мы видимся. Главное, весело ли нам вместе, а нам весело, да еще как! Мы сестры по Клану, вот что главное. Я твой друг навеки.

Мари улыбнулась, едва сдерживая слезы.

– Завтра постараюсь прийти, очень постараюсь, – пообещала она.

И, украдкой взглянув на Леду, поспешила прочь. Ее волшебница-мать, стоя в кругу собратьев и омывая всех целительной лунной силой, не заметила, как дочь скрылась в темнеющем лесу. Опять одна.

Далеко на северо-западе, у стен разрушенного Города, Верный Глаз принял решение, призванное изменить устройство мира. С недавних пор беспокойство, терзавшее его всю жизнь, сделалось невыносимым. Причину он знал. Ему до тошноты надоело делать вид, будто Богиня-Жница и в самом деле живая. Он знал, что ее нет, знал с того самого дня, когда Наставник привел его в Храм Богини.

В день посвящения он был очень воодушевлен, как и другие шестнадцатилетние юноши: пришло время получить им право считаться частью Народа. Верный Глаз постился, молился и принес живность на заклание. Нагими юноши вступили в Храм Богини в самом сердце Города и потом поднялись по лестнице в Покои Стражниц.

Терпкий дух кедровых дров наполнял Покои. Стены просторного помещения украшали затейливые орнаменты из костей Других, принесенных в жертву во благо Народа, во славу Богини и ее щедрот. В размещенных между лежанками металлических чашах, подобно древним жаровням, горел огонь, курились благовония. Своды Храма покрывал дикий виноград, пробивавшийся из щелей купола.