Первомайка - Альберт Зарипов

А сейчас на носу были только одни выборы — президентские, а кандидаты на такой пост вряд ли подойдут для замены простого народа. А народ — он ведь как песок речной, из маленьких людей состоит. На ладони вроде бы и есть горсть такого песка, а подул ветер — и нет его. Как будто и не было. И руки чистые даже. Эх, мать твою за ногу дери…

Второй вариант меня тоже устраивал — колонну останавливают и штурмуют. Но суперэлитные и сверхподготовленные спецподразделения из стоящего рядом внутреннего министерства. Но форма у этих ребят протирается только на одном месте, да и сильны и смелы они только перед телекамерами, километров за сто от передка. Против боевиков они не попрут. Да и командовать всей операцией, скорее всего, будет какой-нибудь внутренний спец. Этот своих уж точно прибережет — для конвоирования пленных, обыска убитых и изъятия документов. Если бы операцией рулил наш генерал, он бы точно отправил выполнять эту работу тех, кто получает за это денежку, и притом хорошую.

Вот служба, которая стоит тоже рядом, — там бойцы настоящие. Это волкодавы еще те. Но против двухсоттрехсот боевиков их не пустят — уж слишком их мало.

Были и другие варианты: колонну расстреливают из танков или вертолетов, заложники разоружают боевиков или просто разбегаются. Но это были уже фантазии.

Фантазии командира группы, которому не хотелось идти туда, где неизвестно что.

«Сто процентов, что колонну остановят и будут штурмовать. Девяносто процентов, что штурмовать будут наши две группы. Ну, может, еще кого подкинут. В нашем батальоне людей почти нет. В соседнем — тоже все на боевых».

В моей группе, кроме двух контрактников, все остальные солдаты — молодые и зеленые, прослужившие здесь чуть больше месяца.

Да и из контрактников лишь сержант — толковый боец. Второй контрактник, рядовой, как темная лошадка. Ни рыба, ни мясо.

С нами еще шел на задание молодой лейтенант, полгода назад окончивший наше воздушно-десантное училище. Но он был десантником, то есть закончил инженерный факультет, готовивший офицеров для ВДВ. Лейтенант Винокуров после выпуска прослужил несколько месяцев в десантном полку, а затем перевелся в нашу бригаду.

Его назначили на должность командира группы в нашей роте. Недели две он осваивался в новом подразделении, а когда пришло время, то молодого лейтенанта тоже отправили на реальное задание. Для него это был первый боевой выход, и он шел стажером, поучиться у командира группы необходимым боевым навыкам.

Кроме лейтенанта-стажера, с нами на войну собирался в качестве оперативного офицера мой одногодок — старший лейтенант Стас Гарин. В прошлом месяце он уже был у меня оперативным офицером; мы тогда ходили под Шали. В самих засадах он не сидел — его задача заключалась в координации действий группы с местным командованием. Ну а здесь еще неизвестно, как все обернется.

Пока солдаты получали оружие и боеприпасы для пристрелки, ко мне еще раз подошел рядовой-контрактник и еще раз спросил:

— Товарищ старший лейтенант, я точно иду?

— Идешь, идешь. Иди оружие получай!

— А я уже получил. Самый первый. И патроны тоже, — радостно заулыбался контрактник. Для него это тоже был первый боевой выход. Он был из другой группы, и я поначалу не хотел его брать с собой. Но контрактник был упрямый и с десяток раз подходил ко мне с просьбой взять его на войну. Он договорился до того, что вызвался идти на переходах в головном дозоре, и притом самым первым.

— Все мины и все растяжки будут мои, — заливался он соловьем.

Тут внезапно мое сердце дрогнуло, и я согласился взять его с собой. Мало найдется добровольцев идти впереди группы…

«Посмотрим-посмотрим, какой ты в деле», — подумал я ехидно. Потом, завидев меня, контрактник картинно закатывал глазки, вздыхал и тихонько говорил остальным солдатам:

— Все мины — мои… Все растяжки — мои… А мне — всего двадцать два…

Учитесь, салаги…

Некоторые из восемнадцатилетних «салаг», которые уже успели побывать на двухнедельном боевом выходе и сами ходили в головном дозоре, в ответ только посмеивались.

Я как-то услыхал его вздохи и спросил его:

— Ты чо? Испугался? Ну, тогда сиди и не свисти. На всех переходах идешь самый первый.

После того, как я объявил группе о новой задаче, я поймал его вопросительный взгляд и сказал контрактнику:

— Ты тоже идешь. А мины и растяжки для тебя найдем.

Во второй половине дня группа пошла на близлежащее стрельбище для пристрелки оружия. На окраине военной базы был старый карьер, в котором когда-то добывали гравий. Он имел в длину метров триста, в ширину сто метров, а глубиной был метров в пятьдесят. Дно его было захламлено строительным мусором, который свозили сюда с улиц разрушенного Грозного. Самая дальняя его часть была нетронутой, и там мы обычно пристреливали автоматы и винтовки.

До стрельбища нам было идти не больше километра. По пути к нему мы еще раз отработали тактику передвижения разведгруппы. Вперед высылался головной разведдозор из трех человек, которые должны были вести разведку местности и обнаружить врага до того, как он обнаружит разведдозор или всю группу.

За головным дозором на удалении в сотню метров двигалось ядро группы. Разведчики шли в колонну по два. При этом расстояние между колоннами было до десятка метров, а солдаты шли друг за другом на расстоянии в несколько метров. Все это делалось для того, чтобы в случае внезапного обстрела противником одной автоматной или пулеметной очередью либо взрывом гранаты или мины пострадало как можно меньше разведчиков. Одну колонну вел командир группы, вторую — командир отделения или замкомгруппы.

На удалении в сотню метров от ядра группы следовал тыловой разведдозор, который тоже должен был вести разведку местности и следить за тем, чтобы группу не преследовал противник. Если неприятель все-таки сел нам «на хвост», то тыловой дозор докладывал об этом командиру и действовал по его распоряжениям. Согласно одного из таких распоряжений, тыловые разведчики должны были устанавливать мины и гранаты на растяжку, чтобы преследующий враг имел возможность одуматься и отказаться от столь рискованной затеи.

Да и сама разведгруппа более всего подвергается риску именно на переходах. На ее пути могут оказаться как одиночные мины, так и целые минные поля, управляемые или неуправляемые. Разведгруппу может ожидать засада противника, и горе матерям нашим, если головной дозор прозевает ее. Даже одинокий пастух представляет угрозу для нас: ведь он может привести потом за собой сотни две таких же «одиноких пастухов», которые не прочь поразжиться чьим-то оружием и снаряжением.

Наконец, разведгруппу могут выследить по следам и обложить со всех сторон. Так и случилось в самом начале этой войны.

Тогда в предгорье была заброшена одна разведгруппа во главе с опытным командиром, который начинал свою службу еще в Афгане. В предгорье выпавший снег держался всю зиму, и поэтому вскоре на следы разведчиков наткнулось несколько местных жителей, которые и пошли по следу. Вскоре тыловой дозор обнаружил преследование и доложил командиру. Старый капитан сразу же смекнул, чем это грозит, и на коротких привалах стал запрашивать у верховного командования эвакуации. Ну а там парни собрались толковые и любознательные и стали посылать ответные радиограммы с вопросами: «Кто вас преследует? Сколько человек преследуют? А какое у них вооружение? А нельзя ли от них оторваться?» Я могу представить себе состояние командира разведгруппы, преследуемой близким противником, который, расшифровав очередную радиограмму, вместо координат и времени эвакуации получает любопытствующие вопросы и ценные указания. У штабных голов напряжены только раздуваемые щеки, когда они изображают из себя великих стратегов. Для них разведгруппа представляет собой лишь красный кружочек со стрелкой на топокарте, а когда этот кружочек хочет упереться в нарисованный овал с вертолетиком (район эвакуации обозначается на картах небольшим овалом с вертолетиком), то возникает столько умных идей и толковых советов, как именно поступить командиру группы…