Тест Тьюринга - Александр Петрович Никонов

когда кончится время сеанса. Наверное, так часы вешают все психотерапевты, берущие почасовую оплату, пускай даже и из полицейского департамента.

– У нас с вами есть еще почти час времени. Что вы хотели сказать? «И кроме того…»

Я вздохнул. И за что мне все это?

– Джейн, вам это правда интересно?

– Нет.

Я быстро взглянул на ее лицо. Оно по-прежнему ничего не выражало.

– Но это важно проговорить вам, офицер. Для этого вы сюда и приходите.

– Странный вы психолог, Джейн.

– А вы много психологов видели, чтобы сравнивать?

Я заерзал в кресле:

– Вы правы. Практически не видел. А такие вот сеансы для меня вообще впервой. И не сказал бы, что я получаю от них удовольствие, – сказал я и подумал: не слишком ли грубо получилось?

Но ее лицо было столь же спокойным:

– А врач и не должен доставлять удовольствие. Он просто исправляет ваше тело, которое вы запустили. А психолог – вашу душу, которую вы запустили не менее. И периодическая уборка душевного мусора важна не менее, чем уборка телесных шлаков… Так как вы хотели продолжить фразу? «И кроме того…» Что вам не дало продолжить? И что вы чувствуете в данный момент?

– Да ни черта я не чувствую!

– Кроме раздражения. А оно откуда? Я ведь задала простой вопрос. Но он вызвал у вас какие-то эмоциональные затруднения. Почему? И что вы все-таки хотели сказать?

Я нарочито глубоко вздохнул, и этим вздохом как ластиком стер карандашные наброски последних фраз и невнятных эмоций, в которых не хотел разбираться.

– Да, Джейн, как вы уже поняли, папу я не любил! Потому что любить было некого. Не было в моей жизни отца. Но вы правы, отчего бы не развеяться и не съездить на его похороны! И кроме того…

Я выделил последнюю фразу голосом и снова задумался: говорить или нет?

– Кроме того, Джейн, мне сообщили, что… – Тут мне в горло неожиданно попала першинка, которая заставила прочистить горло, и я мгновенно подосадовал на эту случайность, которая могла быть истрактована как неслучайная. – Что он завещал похоронить себя в могиле матери.

В изгибе ее бровей я увидел недоумение. И пояснил:

– Моей матери.

– Погодите, – Джейн изменила позу. – Насколько я понимаю, ваши родители развелись, когда вам было совсем мало лет…

– Шесть. Или семь.

– И с тех пор отец в вашей жизни практически не появлялся. Поэтому когда вы выросли, а скорее всего и раньше – в период пубертатный, юношеский, то есть где-то на излете школы или сразу после ее окончания вы решили разыскать его и…

– Да. Так и было. Наверное, это обычная история.

– Обычная… – кивнула Джейн. – Разыскали, но отношения не сложились, он не выказал особого интереса и желания к дальнейшим встречам.

– У него уже была другая семья, – сказал я и вдруг поймал себя на том, что эта фраза выглядит, как оправдание, а чего мне хотелось бы в последнюю очередь, так это оправдывать человека, к которому… Которого я сегодня полечу хоронить.

– Погодите. – Джейн протестующе подняла руки, как будто сдаваясь. – Погодите! Это я поняла. У него была уже много-много лет другая семья, возможно, дети…

– Да. Сын.

– …а он завещал похоронить себя вместе с первой женой? – Я впервые за много встреч увидел на ее лице подобие удивления. И сам удивился и растерялся: как я сейчас буду объяснять это ей, если сам не знаю, почему он так поступил? Единственное, что я знаю точно, – именно эта его просьба склонила колеблющиеся весы моей решимости взять билет на рейс «Нью-Йорк – Москва», до отправления которого оставалось около шести часов времени.

Однако Джейн не стала спрашивать, поняв по моему лицу, несшему, видимо, отпечаток недоумения, что ответа я все равно не дам. Нельзя дать то, чего не имеешь.

Но ее лицо изменилось тоже. За те бесконечные часы и дни, которые мы вместе провели, я никогда не видел у нее такого лица. И сейчас не мог считать, что оно может означать.

Длинное желтое корыто нью-йоркского такси в аэропорт вел сикх. Такой классический сикх с классическим индийским акцентом, в классической черной чалме. Чалма упиралась верхушкой в потолок машины, и меня это почему-то раздражало. Какого черта, в самом деле!

Часть улиц и мостов как всегда была в вечных нью-йоркских ремонтах, поэтому я выехал заранее, и пока чалма шоркала о мягкую обивку крыши, а за окнами проплывали создававшие пробки оранжевые загородки ремонтов, я вспоминал последние минуты прощания с Джейн. Почему-то я был уверен, что больше с ней не увижусь. И более того, мне казалось, что и она понимает это. Хотя пониманию такому неоткуда было взяться. Я улетал, ну, на неделю максимум. Что мне там особо делать, в этой стране, откуда я бежал, старательно оставив в ней все? Включая еще живого тогда отца и тоскливую могилу матери на старом тверском кладбище.

Последние сорок минут перед расставанием мы с Джейн говорили о моем отце, хотя я думал, что рассказать мне о нем совершенно нечего. Но Джейн спрашивала, и я отвечал, сам удивляясь тому, сколько знаю о нем. И параллельно понимая, что знаю все это только по рассказам матери. Которая, как оказалось, довольно много о нем рассказывала, упоминала, вставляла в меня, как начинку в пирожок, которая вот теперь вылезла. И еще я вдруг вспомнил, что всегда не хотел о нем слушать, отмахиваясь, недоумевая, злясь, уходя от разговора и из дома. Это было так давно! Я про это совершенно забыл! А вот оказалось, матери все-таки удалось! Удалось навставлять в меня на сорок минут рассказа и еще на столько же хватило бы. Я говорил и говорил, а Джейн только направляла мою почти безостановочную речь, подбрасывая небольшие реплики или вопросы. А за пять минут до расставания открыла ноутбук и начала копаться там, что-то ища.

– Я вам уже ляпнула как-то, что вы сложный пациент, чего практически никому и никогда не говорю. Быть может, это было непроизвольной формой капитуляции, хотя сегодня я кое-что поняла, и теперь, наверное, смогла бы вам помочь, но уже поздно – вы улетаете. Однако у меня есть идея. Знаете, как говорят, – чтобы чему-то научиться, нужно учить других. Я многое в себе поняла, когда начала терапевтировать людей. А мой бывший… э-э… один мой знакомый, однокашник, мы вместе учились… однажды очень правильно сказал, что все понял про нейросети только тогда, когда начал сам преподавать эту дисциплину студентам.

Я смотрел на Джейн, не понимая, куда она клонит. Какие нейросети? Время