Страна радости - Стивен Кинг

– Да.

Она всмотрелась в меня.

– Непохоже, чтобы вы курили травку.

– Я и не курю.

– У меня могут жить четыре квартиранта, но одно место сейчас занято. Мисс Экерли. Она библиотекарь. У всех квартирантов комнаты на одного, но они лучше, чем предлагают в мотеле. Вам, думаю, больше всего подойдет комната на втором этаже, с отдельной ванной, чего нет в комнатах на третьем этаже. Туда ведет наружная лестница, это удобно, если есть дама сердца. Ничего не имею против дамы сердца, потому что я сама дама, причем весьма сердечная. У вас есть дама сердца, мистер Джонс?

– Да, но этим летом она работает в Бостоне.

– Что ж, может, вы встретите кого-нибудь здесь. Сами знаете, как поется в песне: любовь – она повсюду.

Я только улыбнулся. Весной 1973 года мысль, что я могу полюбить кого-то, кроме Уэнди Киган, казалась совершенно немыслимой.

– Надо полагать, у вас есть автомобиль. Во дворе у меня только два парковочных места для четырех квартирантов, поэтому каждое лето они достаются тому, кто успеет первым. Вы пришли первым, и, думаю, вы мне подойдете. Если разочаруюсь, выставлю вас за дверь. Справедливо?

– Да, мэм.

– Хорошо, потому что это не обсуждается. Требования у меня самые обычные: аванс за первый и последний месяцы плюс залог на случай нанесения ущерба. – Она назвала вполне приемлемую сумму. Тем не менее после ее выплаты на моем счету в «Первом трастовом банке» Нью-Хэмпшира остались бы рожки да ножки.

– Вы возьмете чек?

– А его примут?

– Искренне надеюсь, что да, мэм.

Она откинула голову и расхохоталась.

– Тогда я его возьму, при условии, что вы захотите снять комнату после того, как увидите ее. – Она затушила сигарету и поднялась. – Между прочим, наверху курить запрещено… это условие страховки. И внизу тоже запрещено, как только появляются квартиранты. Уже из уважения к тем, кто не курит. Вы знаете, что старик Истербрук запретил курение в парке развлечений?

– Я об этом слышал. Наверное, потеряет клиентов.

– Возможно, поначалу. Но потом их наверняка прибавится. Я бы поставила деньги на Брэда. Он очень практичный, карни-от-карни. – Я хотел спросить, что именно это означает, но она уже сменила тему: – Давайте взглянем на вашу комнату?

Одного взгляда на комнату на втором этаже хватило, чтобы убедить меня, что это отменный вариант: большая кровать – что хорошо, из окна вид на океан – что еще лучше. Ванная, правда, оказалась не очень, такая крохотная, что мои ноги попадали в душевую, когда я садился на унитаз, но студентам колледжа с жалкими крохами в финансовых закромах не приходилось привередничать. Да и вид из окна перебивал любые минусы предлагаемого мне жилья. Я сомневался, что богачи из летних коттеджей, которые выстроились вдоль Бич-роу, могли похвастаться лучшим. Я представил себе, как привожу сюда Уэнди, мы вдвоем любуемся океаном, а потом… на большой кровати, под мерный, усыпляющий рокот прибоя…

«Это». Наконец-то «это».

– Я хочу ее! – вырвалось у меня, и я почувствовал, что краснею. Говорил-то я не только про комнату.

– Знаю, что хотите. Все написано у вас на лице. – Как будто она действительно знала, о чем я думал, а может, и знала. Миссис Шоплоу широко улыбнулась и теперь куда больше напоминала персонажа романа Диккенса, несмотря на плоскую грудь и бледную кожу. – Свое собственное маленькое гнездышко. Не Версальский дворец, но свое. Совсем не то, что в общежитии. Даже если там комната на одного.

– Не то, – признал я. Подумал, что надо уговорить отца положить на мой банковский счет пятьсот долларов, чтобы я смог дотянуть до первого чека из «Страны радости». Я полагал, что он поворчит, но согласится. Надеялся, что мне не придется разыгрывать карту умершей мамы. С ее смерти прошло уже четыре года, но в отцовском бумажнике по-прежнему лежали ее фотографии, и он по-прежнему носил обручальное кольцо.

– Своя работа и свое жилье, – мечтательно произнесла миссис Шоплоу. – Неплохое сочетание, Девин. Не возражаете, если я буду звать вас Девин?

– Лучше Дев.

– Хорошо, как скажете. – Миссис Шоплоу оглядела маленькую комнату с наклонным потолком – она находилась под скатом крыши – и вздохнула. – Восторг поутихнет, но раз он есть, это приятно. Ощущение полной независимости. Я думаю, вам здесь будет неплохо. В вас чувствуется дух карни.

– Вы – второй человек, который говорит мне про дух карни. – Тут я вспомнил разговор с Лейном Харди на автомобильной стоянке. – Даже третий.

– И я готова поспорить, что знаю первых двух. Что еще вам показать? Ванная не очень, но все же лучше, чем в общежитии, где парни у раковин пердят и врут о девушках, с которыми якобы кувыркались прошлой ночью.

Я рассмеялся, и миссис Эммелина Шоплоу присоединилась ко мне.

* * *

Мы спустились по наружной лестнице.

– Как Лейн Харди? – спросила она, когда мы добрались до нижней ступени. – По-прежнему ходит в этой глупой ермолке?

– Мне показалось, что это котелок.

Она пожала плечами:

– Ермолка, котелок, какая разница?

– Он жив-здоров, но рассказал мне кое-что о…

Миссис Шоплоу, склонив голову, смотрела на меня, и в уголках ее губ таилась улыбка.

– Он рассказал мне, что в «Доме ужасов» их парка развлечений обитает призрак. Я спросил, не вешает ли он мне лапшу на уши, но он ответил, что нет. Сказал, что вы все об этом знаете.

– Так и сказал?

– Да. По его словам, насчет «Страны радости» вам известно больше, чем ему.

– Что ж, – она сунула руку в карман слаксов и достала пачку «Винстона», – я действительно знаю предостаточно. Мой муж возглавлял инженерную службу парка, пока у него не случился инфаркт, который свел его в могилу. Страховка оказалась мизерная, да и та ушла на долги, поэтому я начала сдавать верхние этажи дома. А что еще мне оставалось? У нас лишь один ребенок, дочка, теперь она в Нью-Йорке, работает в рекламном агентстве. – Миссис Шоплоу закурила, затянулась, со смешком выдохнула дым. – Изо всех сил старается избавиться от южного выговора, но это другая история. Этот здоровенный домина был любимой игрушкой Хоуи, и я никогда не спорила с ним. По крайней мере теперь это окупается. И мне нравится поддерживать связь с парком, потому что таким образом я как бы поддерживаю связь с ним. Понимаешь?

– Конечно.

Она всмотрелась в меня сквозь сигаретный дым, улыбнулась и покачала головой:

– Нет… Ты вежлив, но слишком молод, чтобы понимать.

– Я потерял маму четыре года назад. Мой отец до сих пор скорбит. Он говорит, что не зря «жена» и «жизнь» начинаются с одной буквы. У меня хотя бы есть учеба и подружка. А папа к северу от Киттери, слоняется по дому, который для него слишком велик. Он осознает, что должен продать его и купить себе поменьше, ближе к месту работы – мы оба это осознаем, – но он остается в старом доме. Поэтому я понимаю, о чем вы.