На грани апокалипсиса - Анатолий Кулемин

– Помню, товарищ Сталин, – с облегчением улыбнулся нарком.

Уже в самом конце этой встречи Сталин вдруг спросил:

– У него есть дети? В личном деле об этом ничего не сказано.

– Нет, товарищ Сталин. Озеров женился перед самой своей отправкой на фронт. Решили подождать до конца войны, так он это объяснил.

Сталин опять помрачнел, долго молчал, потом тихо сказал:

– Плохо, если у человека нет детей, но в данном случае, я считаю, – этот поступок оправдан. Идите, товарищ Меркулов. Сегодняшней нашей встречей я остался доволен.

После того как Меркулов уехал, Сталин ушел в свой кабинет и в свете настольной лампы еще долго сидел и вычерчивал на листе замысловатые фигуры, прежде чем положил перед собой папку с документами. Это были материалы, подготовленные к предстоящей Крымской конференции глав государств антигитлеровской коалиции – СССР, США и Великобритании, – которая была намечена на начало февраля и должна была состояться в Ялте.

Луч карманного фонаря был довольно слабым, но его вполне хватало для того, чтобы командир взвода первого батальона 1008‑го стрелкового полка 266‑й стрелковой дивизии лейтенант Младенов – именно он шел впереди – мог уверенно вести свою группу по этому подземному лабиринту берлинских коммуникаций.

Накануне, 29 апреля, во время штурма городской ратуши в подвале одного из прилегающих к ней зданий на Кенигштрассе личным составом взвода лейтенанта Младенова был обнаружен вход в эти старинные коммуникации; по этим ходам после ожесточенного сопротивления пытались скрыться (и многим это удалось сделать) оборонявшие ратушу гитлеровцы.

Поначалу – после взятия ратуши и прилегающей к ней территории – по предложению начальника контрразведки полка во избежание проникновения в наш тыл немцев было принято решение эти подземелья взорвать. Однако после проведенной разведки силами все того же взвода Младенова совместно с разведчиками из разведроты капитана Ильюшенко, и после того как были обнаружены два выхода на поверхность, находившиеся на другом берегу Шпрее в подвалах полуразрушенных зданий, по настоянию начальника войсковой разведки полка приказ об уничтожении подземных галерей был отменен. Эти подземные коммуникации были удобны и для подразделений Красной армии: центральная часть города была еще в руках противника, и ее штурм был впереди.

Сейчас, для выполнения задания, суть которого заключалась в обеспечении скрытой переброски объекта на территорию, находящуюся еще в руках немецких войск, эти подземные галереи пригодились.

…Следом за лейтенантом шли три бойца из его взвода, за ними – начальник войсковой разведки полка майор Груздев и сотрудник контрразведки дивизии подполковник Зинченко, далее… Далее шел тот, ради кого и была организована вся эта операция, тот, настоящее имя которого – кроме Верховного – знал только один человек – нарком госбезопасности Меркулов. За подполковником Зинченко шел молодой человек двадцати пяти лет в форме офицера вермахта.

То, что он был в форме офицера, можно было определить лишь по петлицам, которые были видны в расстегнутом вороте сильно потрепанного, порванного в нескольких местах комбинезона темного серо-зеленого цвета. Ни погон, ни других знаков отличия видно не было. Даже на голове у него была не фуражка, а солдатская каска, затянутая в тряпичный маскировочный чехол. Через плечо офицера был перекинут «шмайсер», на ремне – подсумок с рожками-обоймами к автомату, кобура с пистолетом и кинжал в ножнах, рукоятка такого же кинжала торчала из голенища сапога. Две ручные гранаты с длинными рукоятями были заткнуты под ремень со спины.

Он и был тем самым «объектом», который должны были скрытно переправить к немцам. Кем был этот молчаливый молодой человек, прибывший в Берлин из Москвы в сопровождении человека в форме полковника авиации, и почему его переброске придавалось такое большое значение, ни подполковник Зинченко, ни майор Груздев, ни уж тем более другие участники этой операции не знали. Каждый из них исполнял лишь ту роль, которая была ему отведена: подполковник Зинченко, к примеру, отвечал за переброску. Он, Зинченко, после того как увидел, что прежде чем поздороваться за руку с полковником авиации, сам командир полка сначала взял под козырек и сдержанно произнес: «Здравия желаю, товарищ… полковник», мог лишь предполагать о том, кем был в действительности этот «полковник авиации», лишь догадываться о тех причинах, которые обусловливали важность и секретность порученного ему дела. И обращение к человеку в форме офицера вермахта – «товарищ Иванов» – всех, включая и сопровождающего его полковника авиации, говорило о многом…

Замыкало группу отделение автоматчиков во главе со старшиной. Это были люди подполковника из контрразведки СМЕРШ; их отличие от бойцов лейтенанта Младенова было хорошо заметным: и обмундирование почти новое, в боях не истрепанное, и каски не выгоревшие и не исцарапанные.

Шли уже минут пятнадцать: звенящая тишина, нарушаемая лишь легким шуршанием одежды да глухим звуком шагов, ибо даже сапоги были обмотаны тряпками (шли, часто останавливаясь и прислушиваясь), от которой за годы войны все уже порядком успели отвыкнуть, действовала давяще. Да еще постоянное напряжение от ожидания возможной встречи с немцами держало нервы в натянутом состоянии. О том, что такая встреча могла произойти, знали все: сейчас, когда войска Красной армии вплотную подошли к центральной части Берлина, когда запах смерти вместе с осознанием неминуемого краха висели в воздухе осязаемо, гитлеровцы дрались с остервенением раненого зверя, загнанного в угол. Защищаясь, они использовали все: и подвалы домов, и казематы, и подземные коммуникации; отступать им было некуда, терять, по заверениям министра пропаганды рейха доктора Йозефа Геббельса, – нечего.

– Стой, кто идет?.. – неожиданно остановил группу Младенова приглушенный голос.

Отделение во главе с сержантом Кузминым было выслано для разведки на полчаса раньше основной группы и сейчас контролировало выход из подземелья в подвалах здания, на всех этажах которого было полно немцев: используя неожиданное затишье, они перегруппировывали силы, пополняли боеприпасы, готовились к отражению натиска советских войск.

Кузмину повезло. Когда его отделение подошло к выходу из подземелья, немецкая речь глухо доносилась и с верхних этажей, и со стороны улицы, однако в подвале немцев не было. Воспользовавшись этим и почти полной темнотой (той предрассветной синевы, которая еле проникала через пробоины в стенах и полуподвальные окна, явно было недостаточно), Кузмин и девять его бойцов тут же заняли круговую оборону вокруг выхода. Двух бойцов сержант оставил внизу – контролировать выход со стороны подземелья.

– Свои… Гранит, – отозвался Младенов, узнав голос рядового Бородина, однако остановился и, только дождавшись отзыва на пароль, подошел. – Ну что тут у вас?

– Тихо пока, товарищ лейтенант. – Из темноты вышел, словно отделился от стены, боец с автоматом на изготовку.

– Это хорошо, что тихо. Ты здесь один? Где остальные? – Слабый луч фонаря выхватил из темноты каменные ступени узкой лестницы, круто со спиральным загибом уходившей вверх.