Нас больше нет - Арина Вильде

А я резко встала с кровати и бросилась за ним.

—Ты о чем вообще? Не вижу связи между твоим членом и моими картинами.

Конечно же, я лукавила, но Давид застал меня врасплох. Во-первых, я никак не предполагала, что он знает что-то о моей жизни, а уж тем более о творчестве. А во-вторых… ай, неважно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Да ладно, ты и в самом деле думала, что я не узнаю свой член, пусть он и изображен красками на холсте? Ты родинку для приличия хоть бы в другом месте приделала.— Давид снимает чайник с плиты, со стуком ставит его на деревянную подставку и достает две чашки из шкафчика.— И теперь тысячи людей пялятся на мое хозяйство. Спасибо, никогда не сомневался что у тебя настоящий талант и в конце концов ты достигнешь успеха. Правда, не думал, что этому поспособствует то, что у меня скрывается в штанах.

Мои щеки вспыхнули. Черт, черт, черт, даже неудобно как-то.

На самом деле я долго пыталась найти собственный стиль и направление, но все было не то. Не было изюминки. Не было души. А после того, что со мной произошло, не было даже желания продолжать рисовать. Я даже всерьез задумалась покинуть художественную школу, о которой мечтала столько лет.

А потом моя сокурсница случайно увидела картину, которую я прятала у себя в комнате. Это было единственное, что я взяла с собой из прошлой жизни.

Давид, которого я рисовала в одних камуфляжных штанах еще тогда, когда была безмерно счастлива. И до безумия глупа и наивна.

Я не смогла уничтожить эту картину. Это было одновременно напоминанием и о лучших днях моей жизни, и о том, как сильно можно ошибиться в человеке. Урок, который я запомню на всю жизнь.

Эми сказала, что у меня получается изображать мужчин так, что кровь в жилах стынет. И я попробовала вновь. Правда, в этот раз не Давида. Я заплатила натурщику.

У него было божественное тело, в частности ягодицы. Это был черно-белый портрет его спины и сексуальной задницы. Моя работа получила высший балл, меня похвалили, сказали, что давно не видели такой игры света и теней, и неважно, что там был обнаженный мужик.

Собственно, с этого все и началось. Теперь у меня есть собственный уголок в картинной галерее современного искусства в нескольких странах мира. И мой отец точно не сможет мной гордиться и уж тем более похвастаться перед кем-то. Дочь, которая тратит свой талант на мазню в виде обнаженных мужиков,— не то, что стоит рассказывать своим коллегам по работе.

А насчет Давида… черт. Это было недоразумение.

Я в очередной раз хандрила. А еще проснулась с пульсацией между ног от непристойных картинок, которые подбросил мой мозг во сне. Каждую ночь, словно по команде, в моих снах появлялся Леонов. И чаще всего у нас был безумный секс, после чего он бросал меня, а я умоляла не уходить. Я просыпалась возбужденная, неудовлетворенная, а еще со слезами на глазах.

Я тосковала по ощущениям, которые мне дарил только он. Даже несмотря на ненависть, что с каждым днем прорастала все глубже и глубже в моей душе, я чувствовала влечение к бывшему мужу и не могла с этим ничего поделать.

И вот после очередного такого безумного сна я взяла в руки кисть, накинула на плечи халат, начала выводить пошлый рисунок и очнулась лишь тогда, когда мой агент был полон решимости выбить дверь в квартиру, потому что телефон сел и я не выходила на связь почти сутки.

Конечно же, я не рассчитывала, что он увидит, чем я занималась все это время.

Но он увидел.

И несколько дней пытался убедить отправить эту работу на ежегодную выставку современного искусства в Нью-Йорк. Я сопротивлялась. «Пенис Давида» — так я мысленно называла картину — не предназначался для чужих глаз.Но Алекс был бы не Алексом, если бы тайком не вывез ее вместе с остальными моими работами из студии и не отправил на вставку.

Именно поэтому внушительное хозяйство моего бывшего мужа лицезрит толпа ценителей искусства. Ведь я так мастерски передаю игру света и теней… Ну, вы поняли.

—Я польщена, что ты следил за моей жизнью, но не стоит приписывать себе чужие заслуги. Натурщику из Словении это не понравится,— вру я, стараясь придать своему голосу твердости.

Давид фыркнул. Не поверил мне ни капельки. Гневно зыркнул на меня, ставя на стол две чашки с чаем. Я прислонилась спиной к стене, скрестила руки на груди. Давид проследил за моим движением, его кадык дернулся, взгляд потемнел. Только сейчас я вспомнила, что под майкой у меня нет лифчика.

Чудесно.

—Садись,— кивком указывает на стул и достает из холодильника бутылку вина.— Тебе нужно расслабиться немного.

—В данной ситуации не поможет даже вино,— едко замечаю я, но к столу подхожу.

Мясная и сырная нарезка, фрукты и курица. Вино не из дешевых марок. Ощущение, словно Давид к свиданию готовился, а не стройку ехал проверять.

—Гроза, кажется, скоро закончится,— намекаю на то, что его общество мне терпеть осталось недолго.— Тебе не стоит пить, как потом за руль садиться будешь?

—Это проявление заботы?

—Это опасение, что ты напьешься и не сможешь покинуть этот негостеприимный дом. Я бы послала тебя на хер, еще когда ты переступил порог, но не хочу, чтобы по моей вине с тобой что-то случилось по дороге.

Напряжение между нами настолько осязаемое, что еще немного — и заискрит воздух.

—Ты бы следила за своим острым язычком.— Глаза Давида сузились, ему явно не нравится мой тон.

—А то что?— с вызовом спросила я и отправила в рот кусочек сыра.

—Тебе не понравится,— предупреждает он.

—Мне уже не нравится то, что ты сидишь со мной за одним столом, но ты как-то не спешишь его покинуть.

—Ты ведешь себя словно обиженный подросток.

—Я веду себя так, как это делаю обычно. Просто когда-то решила стать лучше для тебя, но моя попытка закончилась провалом и тем, что я чуть себя не убила.— Равнодушно пожимаю плечами и подношу к губам виноградинку.

—Ладно, я понял. С меня достаточно.— Он резко поднимается из-за стола, хватает со столешницы ключи от машины.— Приятно было увидеться с тобой и узнать, что у тебя все хорошо. Спокойной ночи, Лера.

И пока я как дура сидела, не двигаясь, и моргала, Давид вышел из дома, сел в свой внедорожник и уехал.