Доктор Джекил и мистер Холмс - Лорен Эстелман

– Еще бы! – выпалил я, совершенно не в состоянии сдержать свою реакцию на столь нецивилизованное поведение в эпоху королевы Виктории.

Аттерсон продолжил, оставив без внимания мою реплику:

– Негодяй мог бы скрыться, ибо шел быстро, однако шаг Энфилда оказался шире, и за углом он схватил его за ворот. К тому времени подоспели родные девочки, они вызвали местного врача, и хотя, благодарение Господу, вреда ребенку причинено не было, ярость их оказалась столь сильной, что они вполне могли наброситься на обидчика и прямо на месте разорвать его на куски, не удержи их мой кузен силой одного лишь разумения. Не подумайте, что молодой человек испытывал хоть какое-то сочувствие к негодяю: с его стороны это было лишь проявлением уважения к человеческой жизни. Обидчик девочки был, насколько я могу судить, отъявленнейший мерзавец и вызывал необъяснимое отвращение у всех, кто бы ни взглянул на него в свете фонаря, включая и самого Энфилда.

– Дабы сохранить свою жалкую жизнь или, по меньшей мере, избежать судебного преследования, негодяй согласился выплатить семье девочки сумму в размере ста фунтов и лично проводил их до двери обветшалого здания в переулке в одном из деловых кварталов города, после чего попросил свой конвой подождать, а сам достал ключ и вошел. Несколько минут спустя он вернулся с кошельком, содержавшим десять фунтов золотом, и чеком на остальную сумму, выписанным на счет человека, хорошо известного Энфилду. Поскольку негодяй, что вполне естественно, не вызывал доверия, было решено – по его же собственному предложению – провести ночь в квартире моего кузена. Этого человека отпустили только утром, когда открылся банк и они смогли обналичить чек, оказавшийся, впрочем, подлинным.

– Скверный случай, – сказал Холмс, – но едва ли что разъясняющий. Как он связан с делом, которое мы обсуждаем?

– Самым странным образом, мистер Холмс. – Аттерсон нервно пожевал кончик сигары. Было очевидно, что ему стоило больших усилий держать себя в руках. – Помнится, когда кузен мне все это рассказывал, мы стояли как раз через улицу от той самой двери, в которую негодяй вошел, чтобы вынести деньги и чек. Я заинтересовался, и Энфилд показал мне ее. Это оказался боковой вход в дом доктора Генри Джекила, а чек был выписан на его счет по приказу предъявителя, некоего Эдварда Хайда.

– Бог мой! – вскричал я.

Холмс, до сих пор слушавший повествование Аттерсона в дремлющей позе, которую он неизменно принимал, когда ему излагали факты нового дела, вдруг выпрямился. Его стальные глаза сверкали. Какое-то мгновение он и адвокат молча смотрели друг на друга.

– Отошлите кэб, Уотсон, – наконец произнес Холмс.

Протестовать было бессмысленно. Я знал своего друга слишком хорошо, чтобы понапрасну сотрясать воздух, пытаясь увести Холмса с пути, на который направили его естественные склонности. Вместо этого я спустился по лестнице, уговорил дородного извозчика помочь мне занести наши чемоданы обратно в комнаты и спровадил его, наградив полсовереном за труды. К тому времени в камине уже весело пылал огонь, а Аттерсон, освободившись от пальто и цилиндра, пил наш лучший портвейн, стаканчиком которого угостил его Холмс. Однако с тем же успехом мы могли предложить адвокату и низкосортный эль: бедняга, похоже, даже не почувствовал вкус напитка. Сам Холмс, отдав долг гостеприимства, стоял возле камина и с таким усердием набивал табаком трубку из вишневого дерева, что можно было подумать, будто сейчас это для него важнее всего на свете.

– Скажите мне, мистер Аттерсон, – начал он, нахмурившись, – сколь далеко вы продвинулись в своем собственном расследовании? Ладно, ладно, не разыгрывайте передо мной невинность. Я еще не встречал ни одного адвоката, который не был бы в душе детективом – и наоборот, если уж на то пошло. – Холмс оторвал взор от трубки и вперил его в нашего посетителя. Он буквально сверлил его взглядом. От недавней апатичности моего друга теперь не осталось и следа. Холмс сбросил этот кокон и расправил крылья, намереваясь направить все силы на разрешение загадки. В такие моменты воздействие его личности на окружающих было поразительным. Аттерсон заерзал под его неистовым пронзительным взглядом.

– Вижу, скрывать что-либо от вас бессмысленно, – произнес он, надевая очки. – Что ж, ладно. Да, я действительно провел расследование, потому что, как адвокат Генри Джекила, обязан был сделать это, хотя и опасался, что вы обвините меня во вмешательстве. Первым делом я отправился на Кавендиш-сквер, к доктору Гесте Лэньону, нашему общему другу, – осмелюсь сказать, что, помимо меня самого, он является старейшим другом Джекила. Однако я с удивлением узнал, что эти двое не общаются вот уже лет десять, – разрыв между ними произошел из-за расхождения во взглядах на какую-то научную проблему. Так что Лэньон не смог ничего сообщить мне об Эдварде Хайде.

– Одну минуту, – прервал его Холмс. – Упоминал ли он, в чем именно состояли разногласия, из-за которых они разошлись?

Аттерсон покачал головой:

– Лэньон ничего не сказал об этом, а только осудил теории Джекила как «антинаучный вздор». Одно лишь воспоминание об этом привело его в ярость.

– Интересно. Но продолжайте.

– Рассказывать мне осталось совсем немного – только о встрече с Хайдом.

Холмс, раскуривавший трубку, замер.

– Так вы с ним виделись? Когда? Где?

– Встреча наша была недолгой, но весьма памятной. – Адвокат вздрогнул и торопливо глотнул портвейна. – Именно из-за этой сцены и ее последствий я и провел б́ольшую часть сегодняшнего дня в блужданиях по улицам Лондона, как вы сразу догадались. Я должен был решить, что же мне теперь предпринять.

Покинув Лэньона, я пришел к убеждению, что единственная возможность разгадать сию тайну – добиться встречи с главным действующим лицом загадочной истории. С этой целью я стал дежурить у двери, которую показал Энфилд, ибо знал, что она вела в старую прозекторскую, где Генри Джекил обустроил лабораторию. Это было единственное место, где, как я резонно надеялся, можно было рано или поздно встретить Хайда. Занятие оказалось не из веселых, и я могу с определенной уверенностью сказать, что подобное ожидание напрочь отбило у меня какое бы то ни было желание становиться сыщиком.

Полагаю, я примелькался прохожим – в особенности одной сомнительной репутации юной леди, которая без устали пыталась навязать мне свои услуги невзирая на то, что я регулярно отклонял ее любезные предложения. Как бы то ни было, шел уже одиннадцатый час – дело было прошлой ночью, которая, если помните, выдалась ясной и холодной, – когда мое терпение наконец-то было вознаграждено и я узрел объект своего внимания.

Сначала до меня донеслись его шаги по улице, и я тотчас понял, что это он, ибо за дни и ночи ожидания уже успел изучить все походки, и ни одна из них не походила на столь необычный пружинящий шаг. Я поспешил отступить в тень. Стоило мне укрыться, как из-за угла появился этот просто одетый человечек и направился по переулку в направлении двери, шаря на ходу в кармане брюк. У входа он вытащил ключ и собирался уже вставить его в замок, когда появился я.