Кладоискатель и сокровище ас-Сабаха - Юрий Гаврюченков

Ненависть. Что ж, тем лучше. Лишь бы не показывать страха. О бремени белого человека Киплинг не пустые слова говорил. Проникнуться творчеством «певца колониализма» можно, лишь оказавшись в самом сердце Азии без вещей и денег, но с оружием наготове. Жителям крупных российских городов этого не понять. А я приготовился умереть, сохраняя достоинство и честь белого господина. Зря волновался, наверное. Петрович говорил, что узбеки — народ мирный, но у меня совершенно не было опыта общения с ними.

Видя, как меня переклинило, Алмазбек Юсупович повел себя на удивление любезно. Он даже не стал уточнять, куда запропастился Афанасьев. Женщина в чадре подала нам чай и лепешки.

— Как здоровье Василия Петровича? — поинтересовался ювелир, усадив меня за стол. За нормаль ный стол, а не какой-нибудь развернутый на полу «достархан». Все-таки воспитание в советской системе торговли сказалось на нем положительно.

— Василий Петрович остался на раскопе, — я постарался ответить по возможности скупо. — Я ищу Валеру и Женю, наших охранников. Валеру вы должны помнить. Они давно к вам заходили?

— Валера, — расплылся в улыбке директор, — вчера заходил с Женей, да. Это вы их посылали?

Он хитрил. Значит, имел свой интерес. Ну так мы его подогреем.

— Нет, они сами пришли, по своей воле. Они украли кое-что из наших находок. То, что они вам продали, — ваше, я не претендую. Я просто хочу найти и наказать воров. Они вам продали перстень, — я достал из кармана браслет Хасана ас-Сабаха. — Желаете дополнить комплект?

Разумеется, Алмазбек Юсупович желал. Он хорошо разбирался в предметах старины. А когда я достал из сумки кинжал в серебряных ножнах, ювелира аж затрясло от жадности.

— Мы можем договориться о цене, — предложил он.

— Все имеет свою цену, — заметил я. — Эти реликвии продаются за Валеру и Женю. Я хочу получить их сейчас.

Алмазбек Юсупович колебался. Чувствовалось, что ему не хочется выдавать дебилов. Вероятно, на то были причины, но мое предложение перевесило прежние резоны.

— Я бы не стал связываться с ворами, — наконец решился он. Директор понимал, что с «черными археологами» лучше иметь теплые деловые отношения. Женя с Валерой были всего лишь рядовыми бойцами, ничего не значащими в бизнесе. Они могли один раз принести краденые драгоценности и потом исчезнуть. Кроме неприятностей, от этого ничего нельзя было ждать, зато сотрудничество с профессиональными кладоискателями несло явную и несомненную выгоду. — Я не знал, что они воры, разве можно такое предположить? Я принял их как ваших друзей и поселил у себя, тут недалеко. Они ждут покупателей... — Когда? — Сегодня вечером...

— Значит, время есть. Я должен встретиться с ними раньше. Произведу свой расчет. Возражений не последовало.

Несмотря на полуденный зной, когда тут, наверное, положено впадать в летаргический ступор, мы выбрались из-под крыши, сели в раскаленную «Волгу» и стали петлять по узким улочкам. Остановились в каком-то тупичке-аппендиксе. Тут у директора имелась запасная берлога, в которую можно было селить различных гостей и при случае отсидеться самому.

Директор толкнул калитку, и она отворилась. Калитка была узкой и старой, а забор высоким и глухим. Здесь все казалось вечным, помнившим оккупацию Чингисхана. Пережившим распад монгольской империи, советской империи и готовым пережить до черта империй в будущем. На фоне несокрушимого покоя глиняных улиц мое посещение казалось полетом мошки, мелькнувшей возле ресниц и даже не вызвавшей моргания. В этом диковинном месте не было ничего знакомого и привычного, словно я попал на другую планету. Я был измотан, но открылось второе дыхание, съедающее резервы организма. Я был подтянут и собран и готов покарать убийц смертью. Кажется, Алмазбек Юсупович не был против, реликвии стоили забот о уборке трупов. Никто ничего не узнает. Хлопнет за оградой пара выстрелов — и только. Милиция не заинтересуется. В старом городе не принято вмешиваться в дела соседей. Я обнажил ствол. Двери были приоткрытыми, и это настораживало. «Неужели ушли?» — разочарованно подумал я в некотором роде не ошибся. Валера с Женей сумели улизнуть от меня, не покидая дома. Покупатели явились не в условленный час, а значительно раньше, возможно, утром. Алмазбек Юсупович вошел первым, я держался сзади, используя его в качестве щита, но директор тут же выскочил из комнаты, тоненько повизгивая, и что-то неразборчиво запричитал. Я убрал пистолет, потому что надобность в оружии пропала.

Женя с Валерой лежали рядом в большой луже крови. Лица были изрезаны и страшно искажены предсмертной мукой, глаза выколоты. Живот каждого оказался распорот и набит бумажными рублями образца 1961 года — четвертаками, десятками, трешками. Не иначе как из запасов какого-нибудь бая. Остались невостребованными, а тут нашлось применение. Денег не пожалели, принесли целый мешок, который, опорожненный, валялся в углу. Правда, не совсем порожний — в него сложили внутренности дебилов, очевидно, за ненадобностью.

Трупы я обыскивать не стал. Не хотелось пачкаться, да и ясно было, что никакого золота при них нет. За ворованные драгоценности с ними рассчитались сполна, Петрович мог спать спокойно. Есть на Востоке такой обычай — набивать в брюшную полость врага предмет посягательства и выкалывать глаза, осквернившие своим взглядом святыню. Теперь я понял, что о реликвиях хашишинов знает кто-то еще. Кто-то деятельный и жестокий. Совершенно не уважающий Алмазбека Юсуповича, а значит, и местных авторитетов.

Я вышел в дрожащее марево раскаленного солнцем воздуха. Древняя улица бесстрастно взирала на меня. Она видела и не такое.

Санкт-Петербург встретил меня неизменной промозглой сыростью и моросящим дождем. Я был дома!

Бухару я покинул в тот же день. Сообразив, что железо надо ковать, пока горячо, приказал директору отвезти меня на вокзал и купить билет до Москвы. Что он и сделал, добыв место в купе-люкс. Не знаю уж, какое влияние следовало для этого употребить, но Алмазбек Юсупович был у себя на родине человеком не последним. И хорошо, что я не задержался — неизвестно, как бы он разделался со мной, окажись у него время успокоиться и подумать. Но тогда с перепугу он трясся и повиновался беспрекословно. Он даже не вспомнил о реликвиях, обещанных в награду за помощь. Да я бы и не отдал, видя его слабость. Восток навязывал свои правила игры, и я их принимал, когда это оказывалось выгодно.

Я без приключений добрался до Москвы, экономно тратя деньги в дороге. Они все равно разошлись, так что в столице я едва наскреб на «Красную стрелу». Наконец, в половине девятого питерский дождик оросил мою голову на платформе Московского вокзала. Влага была гадкой, но такой родной! С походной сумкой в руке я шагнул навстречу теплому ветру метро, и вскоре подземный поезд утащил своих пассажиров в урбанистический ад.

Ну вот я и дома! Квартира, в которой еще не успел обжиться, казалась чужой. Я будто приехал в гости. А еще говорят, что дом там, где сердце. Ну да ладно. Привыкший к разъездам, я воспринимал дом как временное пристанище, где вскоре возникает пресловутая охота к перемене мест, но куда постоянно стремишься вернуться. А без этого, наверное, было бы не выжить.