Знают ответ орхидеи - Рекс Стаут

Я не нашелся, что ему ответить, да он и не ждал ответа. Он шел с кем-то по центральному проходу к своему месту за столом защиты. Я последовал за ним и уселся в третьем ряду слева с той стороны, откуда выводят обвиняемого. Клерк и стенографист заняли свои места, помощник окружного прокурора Мандельбаум, которого Ниро Вулф однажды уличил в не профессионализме и заставил проглотить нечто неудобоваримое, сидел за соседним столом за перегородкой, впереди него на столе стоял портфель. Рядом с помощником прокурора сидел какой-то младший чин. Присутствующие рассаживались по своим местам, а я отчаянно вертел головой в надежде увидеть того типа в пальто-реглане бронзового цвета, который разыскивал Артура Холкомба, когда по залу вдруг пронесся шумок, и все как один повернули головы влево. То же самое сделал и я.

В зал ввели обвиняемого.

Зрение у меня прекрасное, к тому же я напряг его на все сто, пытаясь разглядеть этого типа, пока он шел к своему месту непосредственно сзади Алберта Фрейера. У меня было четыре секунды на то, чтобы его разглядеть, потому что когда он сел спиной ко мне, мое зрение уже ничем мне помочь не могло – на той фотографии Пол Хэролд был запечатлен в анфас, а не в затылок. Я закрыл глаза и сосредоточился. Он, а может, и не он. Возможно, что он, если бы… Когда я смотрел на те фотографии, которые лежали у Вулфа на столе, я мог сказать: тридцать к одному, что не он. Теперь же мне казалось, что можно поставить два к одному, можно даже согласиться на крупную денежную ставку, причем я еще не знал, на кого следует ставить. Меня так и подмывало сорваться с места и войти за перегородку, чтобы рассмотреть этого субъекта как следует, однако я заставил себя буквально влипнуть в скамейку.

Члены жюри рассаживались по своим местам, но они меня ни с какого бока не интересовали. Оживление в зале суда, предшествующее оглашению вердикта, обычно вызывает у всех возбуждение, однако я его на сей раз не чувствовал. У меня вовсю работала голова, а взгляд был сосредоточен на спине обвиняемого: я пытался его заставить обернуться. Когда офицер огласил выход судьи и все как один встали, я сделал это самым последним. Судья уселся на свое место и разрешил всем нам сделать то же самое. Я могу в точности повторить вам слова клерка, вопрос, который судья задал старшине присяжных, вопрос, заданный старшине присяжных клерком, поскольку это обычная рутина судебного заседания.

Первые слова, смысл которых до меня дошел, были словами старшины присяжных. Он сказал:

– Мы нашли подсудимого виновным в предъявленном ему обвинении – совершении убийства первой степени тяжести.

По залу пронесся гул, вернее, что-то, состоящее из отдельных восклицаний и ропота, а женщина сзади меня издала звук, напоминающий хихиканье. Я все так же не спускал глаз с объекта моего наблюдения, и очень хорошо, что не спускал. Он вдруг поднялся со своего места, стремительно обернулся и обвел взглядом зал суда. Это был дерзкий, испытующий взгляд, который на сотую долю секунды коснулся и меня тоже. Но тут охранник взял молодчика за локоть и усадил на место. Встал Алберт Фрейер и попросил жюри проголосовать.

Обычно во время подобной процедуры присутствующие сидят не шелохнувшись, мне же, как говорится, во что бы то ни стало приспичило «позвонить». Нагнув голову и прижав к губам ладонь, точно я хотел удержать готовые сорваться с моих уст слова, я шагнул в проход, припустился по нему галопом и был таков. Мне было невмоготу дожидаться едва ползущего лифта – я кинулся к лестнице. Возле здания суда несколько человек ловили такси, я прошел квартал в южном направлении, поймал такси, уселся и дал шоферу адрес.

Я прибыл в самую тютельку. Часы показывали 5.58, когда в ответ на мой звонок появился Фриц и, откинув цепочку, позволил мне войти. Через две минуты Вулф должен был спуститься из оранжереи. Фриц вошел за мной следом в кабинет и доложил, что главным событием, происшедшим в мое отсутствие, был звонок от Сола, который сообщил, что встречался с тремя П.Х., но ни один из них не был тем, кто нам нужен. Тут вошел Вулф и занял свое место у стола. Фриц удалился на кухню.

– Порядок? – спросил Вулф, скосив глаза в мою сторону.

– Отнюдь нет, сэр, – сказал я. – Сдается мне, что Пол Хэролд, то есть Питер Хейз, был только что обвинен в совершении убийства первой степени тяжести.

Вулф поджал губы. Но тут же их отквасил.

– И сильно сдается? Садись. Ты ведь знаешь, что я не люблю тянуть шею.

Я уселся в свое кресло и повернулся в его сторону.

– Мягко говоря, сдается, на самом же деле я в этом уверен. Требуется подробный отчет?

– Да. Сугубо по делу.

– В таком случае начнем с самого начала. Когда я вышел из дома, мне на хвост сел шпик. В этом я тоже абсолютно уверен. У меня не было времени на то, чтобы подразнить его и оставить с носом, поэтому я от него попросту избавился.

Вулф привычно хрюкнул.

– Дальше, – потребовал он.

– Когда я вошел в зал суда, жюри еще совещалось, но вскоре эти сукины дети появились. Я сидел впереди, в третьем ряду. Ввели обвиняемого, который прошел в двадцати футах от меня, так что я его хорошо видел, но, увы, не долго и главным образом в три четверти и в профиль. Я был полон сомнений и уже склонялся к тому, что следует бросить монету – орел или решка? Потом он сел и оказался ко мне спиной. Когда старшина присяжных огласил приговор, он вскочил на ноги, чтобы окинуть взглядом зал и кого-то в нем увидеть. В его взгляде был неизвестно кому адресованный крик: «Оставьте меня в покое!» И вот тут-то я увидел его в анфас. На его лице отражалась безрассудная дерзость, та самая, что есть в лице нашего юноши с фотографии. Надень на него академическую шапочку и эту самую хламиду, да еще скости одиннадцать лет – и будет Пол Хэролд. Я тут же отчалил. Кстати, еще одна деталь. Я в сущности дал понять Алберту Фрейеру, что нас не интересует Питер Хейз, так вот, он увидел меня в зале суда, презрительно фыркнул и пообещал, что мы еще о нем услышим.

Вулф уставился на меня.

– Черт побери! – выдохнул он. – Но ведь нам было поручено всего лишь найти его. Мы можем доложить мистеру Хэролду, что его поручение выполнено.

– Нет. Хотя я и уверен, что это так. Стоит дать Хэролду знать, что его собственный сын обвиняется в убийстве, как он прискочит из своей Омахи взглянуть на него через решетку и непременно скажет «нет». И уж тогда лейтенант Мэрфи от души посмеется над тремя ослами. Не просто посмеется, а околеет со смеху. К тому же мне достанется на орехи от вас.

– Ты считаешь, у нас безвыходное положение?

– Вовсе нет. Лучшее, что вы могли бы сейчас предпринять, так это повидать его и сделать собственный вывод. Но поскольку вы не любите заниматься делами на выезде, а он не имеет возможности приехать сюда для личной беседы с вами, вам остается во всем положиться на меня. То есть отправить к нему меня.

– Ты, Арчи, человек талантливый. Я всегда восхищался твоим умением найти выход из безвыходного положения.

– Я сам этим восхищаюсь. Но у всего есть свой предел, к которому мы в данный момент подошли. Именно об этом я размышлял в такси по дороге сюда. Кремер, Стеббинс, Мандельбаум или кто-нибудь еще из казенного ведомства быстро пронюхают, что к чему, узнает и Мэрфи, который, как вы знаете, человек сообразительный. И если этот субъект на самом деле окажется Полом Хэролдом, кому достанутся все лавры? Здесь вы должны проявить свой, могучий, как старое дерево, талант.