Пангаториум. Контрабанда - Арси Берк

не интересовало её. Смерть совсем не такая, как она читала в книжках. Нет света в конце туннеля, и нет самого туннеля. Никакой костлявой смерти в чёрном балахоне и косой в руках не появилось, нет ангелов, нет бесов. Как же могла она что-то видеть если её глаза теперь мертвы вместе с телом. Она не слышала ангельских песен или слов страшного суда, потому что слушать больше нечем, органы слуха не работали в мёртвом теле. Она ничего не могла сказать, теперь говорить было нечем. Есть только блаженный покой и картина всей жизни, с первой секунды рождения, до последнего мгновения. Все её фразы, все поступки, все знания, все действия жили в её ощущении, а она жила в них. Вот её рождение и боль в лёгких от первого вздоха, лицо матери светло и спокойно. Сны пока ничем не отличаются от яви, мозг ещё слишком юн и не умеет отличить одно от другого. Голод и беспомощность, колики в животе, первые зубы режутся сквозь дёсны, кости растут и всё это через боль. Боль, которую от сознания спрятала память. Сколько боли в младенчестве! Но есть любовь родителей, колыбельная матери, сильные руки отца качают её. Она переживала всё заново. Всё! Все эмоции и все чувства и ощущения. Радость, злость, счастье, огорчения, любовь, ненависть. Иногда лёгкость души сменялась волнениями и тяжестью, но после боли переживаний снова становилось легко. Детский сад, школа, институт, первая любовь, первый поцелуй, первое предательство. Теперь она живёт тем, что нажила. Это невероятно, она проживет свою жизнь всю сразу и ощущает всё сразу, единым массивом, одним пластом! Теперь она суть прошедшей жизни. Образы, лица, события всё стало уплывать, прятаться, обволакиваться пеленой тумана. Всё перемешалось и закружилось, в жутком вихре. Унеслось, исчезло. Стало немного страшно. Она осталась одна в нигде. И кто теперь она и что такое «нигде»? Холодный ужас от неизвестности обнял своими когтистыми лапами и нет здесь никакой защиты, никакого спасения. Наталия никогда не была верующей, но вот именно сейчас вспомнила молитву, единственную молитву которую её заставила выучить бабушка, ещё в далёком детстве. "Отче наш.." Молитва потека из ниоткуда без звука, без слов, без знаков. Как живая тёплая материя она растекалась по осознанности собственного бытия, возвращала порядок в потоке восприятий и памяти, защищала от нахлынувшего хауса, вернула чувство покоя. Девушка увидела саму себя, только не ту, которую привыкла видеть в зеркале. Она видела совершенно другую себя, не похожую и тем не менее она точно знала, что это она. С ней и прежде случалось такое, правда во сне. Но сейчас же она не во сне. Нет, это совершенно определённо не сон. Вот та жизнь, которая случилась с ней на Земле была сном, а теперь она просыпается и начинает всё видеть и чувствовать по-настоящему. Только сейчас она начинает жить. Она чувствовала себя маленькой крупицей чего-то колоссального, невообразимого и прекрасного. Настолько прекрасного, что человеческий разум не в состоянии ни описать, ни принять. Сейчас она словно маленькая капелька дождя, которая летит с неба в огромный океан. Маленький сгусток энергии, который летит во что-то невообразимо мощное, великое, таинственное и прекрасное. Ещё немного и она станет с ним одним целым, она станет с ним единым, она станет этим самым океаном, она вернётся домой! Пусть сейчас она всего лишь маленькая капелька, пылинка, частица, но она его часть, она его образ и подобие. От блаженного спокойствия не осталось и следа, её захлестнула волна неведомой прежде радости. Эта радость нарастала превращалась в громадную лавину неописуемого чувства блаженства. Она улетала туда, где её ждёт бесконечное чистое счастье! Это… Это… Это… Это прекрасно! Это божественно!

Её сильно тряхнуло, словно через тело прошёл мощный электрический заряд. Ещё раз тряхнуло. Яркий луч света врезался прямо в мозг через открытое веко. Полёт в бесконечное блаженство и счастье мгновенно прекратился.

Кто-то приподнял веко Натальи и направил яркий луч в зрачок. Свет обжигал сознание, вместо былой радости вернулась боль в лёгких. Шапиро хотела закрыть веко, и вернуться обратно в свой «океан счастья», но чей-то вредный палец упорно продолжал удерживать веко открытым, чтобы сверлить лучом света самый центр мозга. Это чертовски неприятно!

«Тело? Я вернулась в своё тело? А разве я его покидала?» - слабые проблески сознания постепенно возвращали её в реальность.

- Я умерла? – прошептала она с трудом двигая губами. - Тар дай мерла... - прогремел низкий бас. Именно прогремел, как гром во время грозы с раскатистым эхом. - Я могу слышать, могу говорить? - снова прохрипела она. - Тай дай ворю... – прогремел бас в ответ.

«Кто это говорит? Или это я говорю сама себе? Что это было?» - вопросы всплывали в затуманенном сознании сами собой. - Двигай на свет! - прозвенело трёхкратным эхом в сознании. Шапиро глубоко вздохнула. - Обрати всё своё внимание на свет! Давай борись! Ну, иди же! Не тупи! - гремел голос. Теперь она точно осознавала, что это не она отвечает сама себе, а кто-то другой даёт ей абсолютно нужный, но как кажется кому-то, дельный совет. Наталии не хотелось снова отрываться от океана бесконечного счастья, превращаться в капельку и лететь, не понятно зачем, в чёрное хмурое небо, но проявить волю и лететь туда где было хорошо не получилось. Яркий радужный свет на секунду ослепил её и заставил глубоко вздохнуть. - Ну вот! Умничка! – отзывались звонким эхом слова в сознании, - сейчас отпустит. Наталия открыла второй глаз, луч фонарика сразу переместился в него. Шапиро прищурилась. - Всё нормально! Вытащили, - радовался голос, - дыхание восстановилось.

Эхо пропало, слова стали однозвучными. Луч фонарика скользнул куда-то в сторону от глаз. Белые яркие пятна «зайчиков» продолжали свою пляску и не позволяли толком разглядеть где она находиться. Белые блики от яркого света постепенно становились всё меньше и меньше, пока совсем не исчезли. Наталия смотрела в серое небо подпёртое стволами сосен. - С возвращением милая! Лёгких лет на Панге! Над ней склонилось лицо бойца, которого она видела перед смертью. Только теперь это была не озабоченная морда, а вполне себе симпатичное и, не понятно от чего, счастливое лицо. - Я умерла? – снова