Эксгумация - Даниэль Жирар

И в то же время, если что-то покажется ему не так, способен швырнуть беременную жену через всю комнату.

Он тебе не бывший.

Спенсер все еще оспаривал развод. Южная Каролина стояла на страже института брака. Порядочные южанки не бросают своих мужей.

Вновь надев уличную обувь, Шварцман вышла из здания, чтобы вдохнуть прохладного воздуха. Чемоданчик был слишком тяжелым, каблуки — слишком высокими. Ей было одновременно холодно и жарко.

Ей отчаянно хотелось поскорее вернуться домой, но в то же время было страшно остаться одной. Она прижала руку к животу и, упираясь в диафрагму локтевой костью, делала медленные вдохи-выдохи. И боролась с воспоминаниями.

То, как он манипулировал ею с самого начала. То, как легко она позволила поймать себя в его сети.

На их первое свидание Спенсер приехал в светлых брюках и темно-синем блейзере. Он подарил ее матери цветы. Яркий букет желтых цветов. Не огромный букетище… это было бы безвкусицей. Нет, небольшой, но симпатичный букет, дань уважения, нечто такое, что добавит света и радости ее дню.

За ужином в загородном клубе Анна ощущала себя едва ли не королевой. То, как он касался ее руки, то, как она была в центре всеобщего внимания… Зависть в глазах женщин, проходивших мимо их столика, была очевидна. Спенсер Макдональд был предметом их обожания. Богатый, шикарный, влиятельный, самый завидный жених Гринвилла.

В тот вечер, когда он предложил ей заглянуть к нему домой, она согласилась. В клубе они пили вино и шампанское, но настоящий кайф для Анны исходил от него.

Когда они приехали к нему, он налил ей второй бокал, а уже через несколько минут повалил ее на дорогой персидский ковер на полу своего кабинета — и изнасиловал.

Секс, ее первый секс, был болезненным и грубым; она отбивалась с первой и до последней минуты.

Но как только Спенсер закончил, он улыбнулся и обхватил ее лицо ладонями для поцелуя, словно это был секс по обоюдному согласию и любви. Затем отвел ее, окровавленную и плачущую, в ванную и наполнил для нее ванну. Он настоял на том, чтобы она легла в нее, зажег свечу, принес ей ледяной воды и болеутоляющую таблетку, которую она не приняла.

Потом он доставил ее домой, чистую, словно новенькую…

— Док? Эй, док?

Шварцман повернула голову и увидела Кена. Уродливая реальность Спенсера смягчилась при виде добродушной физиономии Кена Мэйси. Она в безопасности. Спенсера здесь нет. Но она не могла отогнать мысли о нем. Никогда еще Анна не ощущала его так близко.

— С вами все в порядке? — спросил Кен.

Она заставила себя сглотнуть и кивнула.

— Вы какая-то бледная.

— Меня немного мутит, — честно призналась Шварцман. Скорее всего, сказывается усталость. Это была долгая ночь. Уже поздно. Нужно немного поспать, и тогда к ней снова вернется бодрость.

— Давайте я отвезу вас домой?

— Нет. — Полагаться на других — значит, утратить чувство безопасности. Единственное реальное утешение в одиночестве. Шварцман медленно побрела на улицу. — Спасибо, — добавила она, чтобы успокоить его. — Немного подышу свежим воздухом, и мне станет лучше.

Туман придавал каждому вдоху странное ощущение — она как будто жевала нечто легкое и прохладное. Кен что-то сказал про какое-то заведение средиземноморской кухни. Ей послышалось слово долма.

Но ей сразу вспомнилось dolor — испанское слово, означавшее «боль». Qué dolor. В клинику, где Шварцман работала во время учебы на медицинском факультете, часто приходила бездомная женщина. «Qué dolor», — говорила она, взявшись за голову. Голова. Dorsal funiculus[2]. Состоит из двух восходящих пучков — gracilis и cuneatus — и одного нисходящего — comma fasciculus. Затем еще один…

— Док? — Кен решительно тряхнул ее.

Она вздрогнула и заморгала. Сосредоточилась. Посмотрела ему в лицо, испытывая непреодолимое желание зевнуть. Зевота часто связана со стрессом. Спортсмены зевали перед соревнованиями, десантники — перед прыжком. Часть стратегии выживания, связанная с гипоталамусом. Это тоже было частью страха.

— Думаю, мне стоит отвезти вас домой, — сказал Кен.

— Абсолютно нет, — возразила Шварцман, борясь с физиологическими реакциями. Страх предпочтительнее зависимости. Она позаботится о себе. — Все будет хорошо.

Она упорно смотрела по сторонам, отказываясь встретить пристальный взгляд Кена.

— Хорошо, но только если вы позвоните, как только вернетесь домой, и сообщите мне, что с вами все в порядке. — Он поднял ее мобильник. — Я сейчас занесу свой номер в ваш телефон. — Анна узнала футляр в черно-белую клетку, хотя понятия не имела, как Кен смог завладеть ее телефоном. Не выпуская из рук телефон, он протянул его ей. — Я числюсь тут как Кен Мэйси. Но вы также можете найти меня просто как Кена. Вы действительно…

Остальные его слова скользили по ней, не откладываясь в сознании. Все ее мысли перенеслись назад, к месту убийства. Она дотронулась до места на груди, где всегда покоился кулон. Точно такой же. Эти два кулона были не просто похожими; они были идентичными.

Кен наконец закончил говорить, и Шварцман положила телефон в карман куртки. Она держала чемоданчик перед собой, крепко сжимая ручку. Ноги отказывались двигаться. Казалось, чтобы сделать хотя бы шаг, она должна преодолеть барьер.

Но вот наконец машина. Дверь уже открыта.

Кен поставил ее чемоданчик в багажник и открыл дверь со стороны водителя.

— Вы уверены, что с вами все в порядке? — спросил он, наклонившись к ней.

Не доверяя голосу, она снова кивнула.

Кен отступил назад, закрыл дверь и, прежде чем вернуться к месту преступления, постоял несколько секунд возле машины. Понаблюдал за ней. Но затем все же зашагал прочь. Отлично. Шварцман подождала, когда он уйдет. Дрожащие пальцы с трудом вставили ключ в замок зажигания, но она не стала заводить двигатель.

Ей было страшно ехать домой.

Она должна уехать раньше, чем это заметят коллеги. Она не привыкла сидеть без дела. Она работоспособна, она настоящий профессионал своего дела. Место преступления — не место для нервного срыва.

Но Шварцман все равно не хотела уезжать. Здесь, на месте убийства, было нечто успокаивающее — взаимное подшучивание, то, как вся их группа работает сообща… Это помогало ей почувствовать себя в безопасности.

В ее квартире царила тишина.

Одной рукой она взяла руль. Другой нащупала на шее артерию.

Пульс бешено бьется. Словно второе сердце, как будто объем ее крови удвоился и теперь бежит по телу с удвоенной скоростью. От сужения периферических кровеносных сосудов покраснели щеки, мышцы напряглись, готовые к бегству. Это включилась ее симпатическая нервная система.