Охотники на снегу - Татьяна Алферова

Он поставил дуэт Шер и Рамазотти, безотказно действующий на дам «сорокапяток», мамаша отвалила, но подскочила молоденькая барышня, уцепилась хрупкой лапкой за его рукав и горячо зашептала, выдыхая слова с карамельным привкусом:

— Вы не могли бы записать мне это? Я заплачу, пожалуйста!

Алик не любил подобных заказов. Кассету (если у кого-то сохранился кассетный магнитофон) или «сидюк» с любой записью можно купить в ближайшем ларьке, таких музыкальных ларьков — немеряно. Смысла в просьбе он не видел, если все-таки записывать, придется с дурочкой встречаться, не домой же ее приглашать, денег на этом не заработаешь, одна морока. Но девушка не отставала, пришлось сообщить ей номер своего телефона:

— Позвоните через день, если не передумаете, лучше с утра.

Она позвонила на следующее утро ровно в девять. Удивительная собранность и целеустремленность! Или это проявляется, только когда дело доходит до личных капризов? Алик договорился о встрече на Сенной у метро, подробно описав свою куртку и шапку, полагая, что не узнает вчерашнюю просительницу, потому пусть она его ищет.

Через три часа, закатав полный «сидюк» оголтелой романтикой и сладкой музыкой, он выпутался из толстой стеклянной двери метро, толкнувшей его напоследок в сутулую спину, и тотчас увидел и узнал Вику. Она, чуть-чуть пошатываясь на каблуках, пробиралась сквозь толпу к ступеням приподнятой над площадью станции метро. Алик, вечно сомневающийся и беспрестанно взвешивающий к чему приведет то или иное действие, при одном взгляде на практически незнакомую девушку решил сразу — эта девушка будет с ним сегодня же — и мгновенно придумал где и как. Ни тени сомнения, ни другой тревожной тени не удалось бы в тот миг напугать его прикосновеньем невесомой серой лапки. Его прогнозы, ни на чем, кроме как на неизвестно откуда взявшейся уверенности, не основанные, получили мгновенную — едва он увидел ее лицо — поддержку.

Но тут его ощутимо толкнули в спину. Алик возмущенно обернулся и застыл: казалось, что он смотрит на свое отражение во плоти.

— Не надо, — внятно сказал Алику его двойник. Алик сморгнул и улыбнулся: показалось. Краснорожий, очень худой, деревенский какой-то мужик повторил: — Не надо стоять на проходе! Запомни, что говорю!

Но Вика уже поднялась, обогнула мужика и встала перед Аликом.

«Наверное, так это всегда и бывает, настоящее», — вздохнул про себя Алик, когда они неожиданно поцеловались, не сказав ни слова о заказанной музыке, даже не поздоровавшись.

«Зачем же она поднялась, не стала ждать внизу?» — успел он подумать, и голова наполнилась тихим звоном. Алик замешкался. Вике пришлось взять его за руку, протащить по ступеням и вывести на площадь, в водоворот людей и мелких снежных вихрей. Внизу Алик взял инициативу в свои руки и спросил, опять-таки неожиданно для себя без малейшего усилия перейдя на «ты»:

— Ты не против, если мы зайдем к моему приятелю? Здесь недалеко, у него киностудия в железнодорожном институте, можно спокойно посидеть.

Вика кивнула. Она кивнула бы на любое предложение, и они, тесно прижавшись друг к другу, двинулись сквозь толпу.

В поле зрения поочередно возникали, чтобы немедленно исчезнуть, продуктовые ларьки и ряды замерзших торговок с шарфами и носками домашней вязки. Уже остались позади переход через Московский проспект, желтые казенные стены зданий, проходная института, путаница коридоров с портретами выдающихся ученых и железнодорожников, хитросплетения темных лестниц. Почти незамеченными остались хозяин киностудии Витька, оживленно радующийся давно не виденному другу, тем паче пришедшему с дамой, полуразрушенный картонный город, возведенный на столе для съемок очередного гениального Витькиного проекта, клетчатая обивка дивана, дверь с колокольчиком. Дверь Алик закрыл на ключ и задвижку — за хозяином. Кажется, тот подмигнул и сказал с шутливой угрозой:

— Вернусь через полтора часа. Будьте готовы!

Через мгновение Алик бубнил в розовое гладкое колено, упиравшееся в его плечо: «Девочка, люблю, золотая моя», — и произносил все те слова, которые часто произносят в подобных случаях. Алик прежде никогда не шептал их. Ни жене, ни кому-либо из немногочисленных подруг. Непривычное раскаяние щипало глаза, как слезы.

Спустя месяц поздним вечером он целовал жену так же, как восемь часов назад целовал Вику, и не только не испытывал раскаяния, наоборот — новизна удовольствия, исчезая, притушила острое чувство вины и даровала иллюзию обыденности. Ситуация воспринималась естественно, словно Вика и Алла существовали в разных измерениях, и любовь к одной не влияла на любовь к другой, не мешала и не накладывалась, а высвечивала незнакомые аспекты, казалось, давно решенных отношений. Но блаженная, самоуверенная полигамия продлилась недолго. Себе Алик изменить не смог: в неподходящий момент перепутал имя. Алла не заметила или сделала вид, что не заметила. Он напугался, задумался — и пошло-поехало, по кочкам, по кочкам, по ровненькой дорожке…

Его родной дядя, тезка Алика, которого он видел лишь на фотографиях, наверняка не растерялся бы. Уж он-то умел разбираться с женщинами, судя по редким обмолвкам отца. Но тема дяди в семье была под запретом.

Какой свет качался в немытых окнах киностудии тогда, в первый раз, и плясал на полированных подлокотниках дивана, на блестящих Викиных коленях — неверный, скупой декабрьский свет, печальный и ненастоящий, как мультипликационный город на пыльном столе, торопя и побуждая новых любовников снова и снова останавливать мгновение сдавленным криком и коротким забытьем. — Ты счастлив, ты счастлив, — твердил свет, и Алик поспешно соглашался, вдыхая незнакомый еще утром, но такой родной сейчас запах ее кожи, золотистых волос, не успевших растрепаться на казенном клетчатом диване. Викины ножки жили самостоятельной жизнью, выстукивая беззвучную мелодию: друг о друга, об пол, по краю дивана, в то время как возвратившийся хозяин поил гостей чаем из пожелтевших чашек со щербинками по краям.

— Заходите почаще, ребята, — радушно приглашал свой в доску парень, посверкивая обширной лысиной, глядя на Вику, как кот на блюдце с халявными сливками, и Алик решил, что завтра же, в крайнем случае, к началу следующей недели, найдет другое пристанище. Этот аварийный приют не для них. Он ошибся, как всегда.

Сегодня, год спустя после первой встречи, Вика сидела за столиком кафе с Аликом и двумя его друзьями, с удовольствием кокетничала со всеми, включаясь то последовательно, то параллельно, как лампочка из школьного учебника по физике. Валера игриво хамил, не забывая о собственной рюмке, Алик пытался определить насколько всерьез ревнует, Володя жаждал продолжения праздника для себя лично и особо приближенных, что выразилось в его предложении немедленно покинуть заведение и отправиться к нему домой. Гости потихоньку расходились, и даже беспокойная тень, та, что металась под потолком, куда-то улепетнула.

Компания согласилась идти в гости, хотя Алика ждала дома жена, а Вику — двойняшки. Валеру теоретически тоже ждали, но в разных местах, потому он мог считать себя совершенно свободным. Впрочем, он никогда не размышлял над тем, что может, а чего нет, и поступал так, как хотелось на данный момент.