Холодная акватория - Александр Александрович Тамоников

следы активной и успешной эвакуации. Если бы это был институт рыбного хозяйства, то русские бросили бы все, включая мальков, разведенных для выпуска в водоемы. Пошлите своих солдат, пусть найдут большой лист бумаги или какую-нибудь большую тряпку. Надо высыпать из ведра остатки сожженных бумаг, может, среди них найдутся целые клочки.

Вскоре один из солдат принес лист плотной ватманской бумаги. Майор осторожно высыпал на него содержимое ведра и стал карандашом разгребать пепел. Несгоревшие частички бумаги, к счастью, были. Вытащив из нагрудного кармана форменного френча пинцет, майор стал выбирать обгоревшие кусочки и раскладывать на столе. Пот катился градом из-за духоты в здании. Майор стянул кожаные перчатки, снял фуражку, повесил ее на вешалку у входа, расстегнул воротник френча.

Вернувшись к столу, он снова стал рассматривать остатки бумаг. Почти не было обычной писчей бумаги. Она тонкая и сгорала в первую очередь. А вот плотная бумага, чуть желтоватая, была. На такой бумаге обычно печатают технические формуляры, карточки личных дел и инвентарные документы. И хотя принадлежность обгоревших кусочков сейчас уже не определить, содержание тоже утеряно навсегда, но вот наличие таких обгоревших частичек говорит о многом. Жгли то, что не должно было достаться противнику. Техническая документация, формуляры, карточки учета. Значит, лаборатория занималась вопросами вооружения.

За спиной послышались шаги, солдаты втолкнули в комнату старика с растрепанной седой бородой. Фуфайка, старая цигейковая шапка на голове, кирзовые сапоги. «Крепкий еще старик, – подумал майор, с интересом разглядывая доставленного. – Он и должен быть крепким, если пошел работать сторожем. И взгляд такой гордый, непреклонный. А ведь он и в самом деле считает себя все еще охраняющим материальные ценности своего учреждения, несмотря на то что город уже захватил противник. Странный народ, эти русские».

– Сторож, герр майор, – доложил солдат.

Следом вошел обер-лейтенант Дейс. Он брезгливо посмотрел на старика и отошел к окну. Приоткрыв створку, заявил:

– Мы нашли его в комнате под лестницей. В комнате стеклянная дверь с окном и ящик с ключами от дверей многих помещений. И журнал, в котором отмечались сотрудники лаборатории, приходя на работу и уходя домой.

– Как тебя зовут, старик? – на ломаном русском языке спросил сторожа Штанге.

– Сидорчуком меня зовут, – неприязненно глядя на майора, ответил сторож. – Старый солдат русской армии, два «георгия» имею за то, что воевал с вами в 14-м году.

– Что? – Немец удивленно посмотрел на старика, потом понял, что тот хотел сказать. – Понимаю. Ну, мне кажется, ты плохо воевал, старик, раз мы снова пришли сюда. России больше не будет.

Сторож презрительно промолчал в ответ и покосился на автоматчика за спиной, на долговязого обер-лейтенанта у окна. Штанге отошел от стола, отряхивая перчатки. Он рассматривал свои руки и говорил, старательно выговаривая русские слова:

– Если хочешь жить, старик, ты должен отвечать на мои вопросы. И тогда у тебя будет жизнь и еда. Ты даже сможешь помочь своим близким. У тебя есть близкие?

– Нету близких, германец, – процедил сквозь зубы Сидорчук. – Сын был, так он на фронте погиб. Жинка его была, так вы ее убили, когда она с другими женщинами помогала укрепления строить. Один я, по вашей милости, вражины!

– Ну, война есть война, – усмехнулся майор. – Не надо было идти против нас, надо было идти против ваших коммунистов, и никакого горя бы не было. А вы за оружие взялись.

– Когда в твой дом приходит враг, ты сам берешься за оружие. Так было во все времена, – ответил сторож.

Но майор его резко перебил:

– Хватит! Вы проиграли эту войну, и пора с этим смириться. Пришло время выбирать – жить или умирать. Жить будет только тот, кто признает господство Германии. Отвечай на вопросы, старик! Сколько морских судов и какие имелись у вашего Научно-исследовательского центра гидромеханики и этой лаборатории?

– Можно и ответить, – усмехнулся Сидорчук. – Вон к окну подойди и сразу увидишь.

Штанге удивленно посмотрел на сторожа, ведь из окна этого кабинета моря не видно. Обер-лейтенант поморщился, приложив к губам шелковый платок. Карл Дейс очень боялся вшей и поэтому на войне носил только шелковое белье и пользовался шелковыми платками. И сейчас он попятился, чтобы не приближаться к этому неопрятному пожилому человеку. А Сидорчук, сделав несколько шагов в сторону окна, поравнялся со столом, на котором Штанге разбирал обгоревшие бумаги.

Никто не ожидал от этого пожилого человека такой прыти. Да, сторож не выглядел перепуганным, подавленным, но что он мог сделать, когда в комнате находились трое крепких вооруженных мужчин?

Сидорчук схватил со стола железный пруток и ринулся к окну. Если бы Дейс каким-то чудом не увернулся в последний момент, мелькнувшая железка разбила бы ему лицо. Но реакция не подвела немецкого обер-лейтенанта, и удар пришелся по оконной раме. Стекло со звоном разлетелось на куски, часть упала вниз с третьего этажа. Старик страшно закричал и вскочил на стоявший у окна стул. Он снова замахнулся на Дейса, который растерялся и вжался в стену, хватаясь за кобуру на ремне. Штанге не успел его остановить, через секунду в помещении гулко ударил пистолетный выстрел. Сидорчук согнулся пополам и медленно повалился вперед. Его тело выломало остатки оконной рамы и полетело вниз на камни мостовой.

– Дурак! – заорал майор, бросаясь к окну. – Неврастеник, мальчишка! Какого черта вы выстрелили?

Погода была вполне приличная, сухая. Это радовало Шелестова, одетого поверх гражданского костюма в черный танкистский комбинезон, чтобы не перепачкаться. Нести с собой много вещей он не мог, учитывая сложности перехода через линию фронта.

Город протянулся вдоль долины реки Цемес. Восточную его часть, самые окраины, немцы захватить так и не смогли. Более того, речная долина и расположившийся в ней город были с двух сторон зажаты горами. Попасть в оккупированный Новороссийск можно было только морем через Цемесскую бухту или со стороны Таманского полуострова.

Максим лежал в темноте среди обломков бетона и ждал начала минометного обстрела. Посмотрев на наручные часы со светящимся циферблатом, он смирился с тем, что ждать придется еще полчаса. Безлунная ночь приносила слабым ветерком запах застаревшей гари, горелой древесины, солярки, ржавчины и еле заметный трупный запах. После боев за последние две недели тела собрали и закопали, но, видимо, под обломками оборонительных сооружений еще остались убитые.

В небо снова взметнулась осветительная ракета, потом, чуть дальше, еще одна. «Это наши пускают со своих позиций», – определил Шелестов и снова глянул на часы. Время тянулось мучительно долго. Длинный огненный пунктир трассеров протянулся в сторону немецких окопов. Спустя секунду донеслась дробь станкового пулемета.

Началось! Шум на левом фланге должен был отвлечь немцев от