Что-то между нами - Юлия Резник

нос. Ну, может, с горбинкой. Темной масти. Бабам вообще-то нравится.

Тьфу ты. Да какая разница, боже? Речь ведь не про это вообще!

Ну, какая из нее баба? Так, доходяга облезлая. Да и я не о мужском интересе совсем. Просто странно, что девка так среагировала.

Вот тебе и развлекся. Бросаю тачку. Плетусь в дом. Под ноги будто из ниоткуда выскакивает Томкина шавка. Чуть не спотыкаюсь. А следом за ней выплывает и хозяйка.

– Как съездил?

– Да никак. В душ хочу. Милка где?

– С друзьями уехала.

– Завтра же в универ?

– Они недолго, Роб, ну что ты все время к ней цепляешься? Как будто сам молодым не был.

– Да я и сейчас вроде не старый.

– О господи, ты же знаешь, о чем я, – закатывает Тома глаза. – Хочешь, потру тебе спинку? А потом выпьем на террасе вина. Давно не сидели вот так.

Подумав, пожимаю плечами:

– Да, можно. Организуй все. Я быстро.

От совместного душа отказываюсь неспроста. Знаю, что все равно там не кайфану. В моем понимании совместная помывка включает жаркий секс у стенки или качественный отсос, а Тома предпочитает классику. Кровать – наше все. Прелюдия, нужный настрой, ласки, миссионерская поза. Все то, что конкретно надоедает с годами. И на что практически никогда не находится времени.

Когда, освежившись, спускаюсь, Тамара уже ждет меня за накрытым к нашим посиделкам столом. Неизменное волосок к волоску каре, легкий макияж. Симпатичный шелковый костюмчик…

С тоской гляжу на бутылку Мерло:

– Может, я чего покрепче, Тамар?

– Роб, ну, ты чего? Потом этот перегар. Брр…

Ясно. Женушка настроилась на интим. Послушно тянусь за бокалом. Я гуляю, потому что у нас с Томой разные взгляды на секс. Она никак не вкурит (хотя и сама на стороне трахается), что качественная ебля не может быть такой, как в ее рафинированных мечтах. Это всегда запахи – перегара, пота, выделений, чего угодно; неприличные звуки, грязные разговоры, спонтанность и всякого рода эксперименты. Словом, все то, что Тома так ненавидит. Я не в претензии. Нашли выход, и ладно. Ванильная ваниль иногда тоже вставляет. Чего уж.

– Давай выпьем за нас, – предлагает Тома.

Это – всегда пожалуйста. Хотя тост заезжен до дыр. Чокаемся. Гляжу на часы.

– Опять о работе думаешь?

– Нет, о том, что «недолго» у нашей дочери затянулось. Одиннадцатый час. Завтра на учебу.

– Ну, Роб. Нам тоже на работу. А мы – ничего, вон, сидим, и еще нескоро спать ляжем, – облизывает губы.

– Была б у Милки голова на плечах – я бы не дергался.

– Да нормальная она.

– Кого ты пытаешься в этом убедить? Том, дураку понятно, что мы с тобой полностью облажались как родители.

– Не рано ли ты на нас точку поставил?

– Нет. Милку уже поздно воспитывать. Все мимо.

– А может, я не про нее. – Загадочно улыбается жена.

– А? – туплю.

– Тебе сына надо, Роб. – Ведет пальчиками вверх по моей руке.

– Спятила? Тебе сорок!

– И что? Я, по-твоему, старуха?!

– Ну что за бред? – иду на попятный. – Я про то, что всему свое время. Не понимаю я моды рожать на старости лет. Да и не стремлюсь наследить в истории. Мне дочки более чем достаточно. Да мы вообще, может, скоро дедом и бабкой станем, – содрогаюсь я.

– Милане восемнадцать, Роб! Ты с ума сошел? Ей учиться еще четыре года.

– Восемнадцать, а таскается – дай бог, – свожу челюсти. – Не удивлюсь, если залетит.

– Она пьет противозачаточные!

– Избавь меня от подробностей, ладно? – махом опрокидываю бокал. Замечаю, как Тома морщится.

– Никак тебе не угодишь. Держишь руку на пульсе – плохо. Отпускаешь – тоже.

– Не там ты держишь, Том.

Иду в дом. Достаю сигареты. Возвращаюсь. Только хочу подкурить, как Тамара обвивает меня руками за пояс.

– Не кури, Роб. Неприятно целовать будет.

Тяну на себя из-за спины. Пусть уж нацелуется вдоволь, чтобы я, наконец, затянулся. Касаюсь губ, проталкиваю язык.

– Ну не здесь же!

– Почему?

– Здесь негде.

– Вон, о беседку обопрись, задницу отставь.

– Я что тебе – девка панельная? Пойдем в постель, Роб. Не выдумывай.

А у меня уже то, что привстало, упало. Вот умеет она обломать.

– Том, а ты таблетки…

– М-м-м?

– Не перестала пить?

– Нет. Что ты, – удивляется.

– Ну, мало ли, ты о сыне заговорила. Вдруг?

– Я же так. Узнать на этот счет твои мысли.

– Мои мысли однозначны. Нет. Не хочу. Некоторым просто не дано.

– Я не считаю себя плохой матерью!

– А я считаю себя плохим отцом.

– Так напрягись. Измени что-то.

– Не хочу, Тома. Не. Хочу. Милана выросла, и слава богу.

– Ладно-ладно. Не кипятись, – ведет ноготками по руке. – Я же сказала, что просто спросила. Нет – так нет. Но, кажется, такой мужик, как ты, непременно должен хотеть наследника.

– Такой, как я?

– Угу. Крутой. Богатый… Стереотипы, да?

– Еще какие.

В тишине идем вверх по лестнице. Разговоры о детях свели желание трахаться к нулю. Но спрыгивать с темы сейчас как-то совсем неправильно. Значит, надо настраиваться. Просовываю руку в карман, сжимаю головку. Давай, брат, оживай. Заходим в спальню. Тома оборачивается. Тянет поясок на кимоно. Сделанные сиськи, проработанное тело. Нормально. Тело реагирует, как ему и положено.

Когда все заканчивается, дожидаюсь, когда Тома скроется в душе, и натягиваю штаны. Сам не знаю, зачем я в последний момент вышел, чтобы кончить ей на живот. Может, разговоры о детях напрягли меня сильнее обычного. Тамара психанула. Да и пофиг. Переживет.

Спускаюсь вниз. Достаю-таки сигарету и с удовольствием затягиваюсь. В теле – приятная усталость. В башке – каша из обрывков сегодняшнего дня. Рыжая эта, бестолковая дочка, которой до сих пор, кстати, нет, Томка… Интересно, могла бы она попытаться залететь в обход моего желания? И на кой черт ей это сейчас понадобилось.

Достаю телефон. Набираю Милану. Один вызов она игнорирует. Но второй, видимо, не решается. Знает, что допекла меня с этой аварией.

– Час ночи, Мил, где ходишь?

На заднем фоне