Любовь Хасана из Басры - Шахразада

Последовал еще один хлопок в ладоши, и ученики разделились на пары. Начался учебный бой. Конечно, учитель не позволял, чтобы юноша становился соперником девушки. Воспитанники и сами знали это. Обменявшись вежливыми поклонами, но не отводя взгляда, ученики сошлись в схватках. Песок, вздыбленный ногами, мгновенно высох, а суровые платаны своей прохладной стеной охраняли от посторонних взглядов и преподавателя и подопечных.

Хасан выпрямился после броска и взглянул на своего партнера, Мехмета. Солнце обливало золотым светом торс юноши, его глаза горели нешуточным азартом, и каждая мышца в теле, казалось, лишь ждала того мига, когда человек решит вновь броситься в схватку. Хасан залюбовался другом – и в этот миг понял, что хотел ему сказать наставник там, в тиши библиотеки.

Изобразить красоту человеческого тела, его необыкновенную гармонию и совершенство – вот задача не менее достойная истинного художника, чем отображение прекрасной природы, превозносящей и восхваляющей гений создателя, Аллаха всесильного.

На миг замер юноша от этой простой мысли и… вдруг очутился на песке.

– Что с тобой, Хасан? – прошептал Мехмет, поднимая друга. – У тебя такое лицо, словно ты увидел джинна.

– О нет, – тоже вполголоса отвечал Хасан. – Я увидел не джинна. Я увидел цель своих занятий. И, быть может, цель самой жизни.

Разговоры на площадке были недопустимой вольностью. Но Георгий не сделал замечания на Мехмету, ни Хасану. Что-то в лице сына визиря подсказало ему, что для юноши наступила новая жизнь.

Но, быть может, учитель ждал этого. Как терпеливо ждет садовник мига цветения, а земледелец – мгновения, когда из земли появляется колос.

О да, для Хасана наступили новые времена. Он чувствовал себя так, будто только что родился на свет. В своих рисунках теперь он видел инструмент для воспевания природы и ее венца – человека. Но вдруг оказалось, что у него не хватает умений, что люди на его рисунках более похожи на кукол, что нет в них жизни. Хасан с ужасом смотрел на свои наброски, не понимая, что же с ним произошло.

– Но, учитель, ведь я же старался отобразить то, что видел! Ведь глаза моего друга так сверкали жизнью! А здесь, на мертвой бумаге, и они кажутся пустыми и безжизненными!

– О мой ученик! Ты попал в ловушку, в которую попадает каждый неопытный рисовальщик!

– Неопытный, учитель?

– Да, мальчик, неопытный. Ведь ты же никогда не рисовал человека. Ты не знаешь, как работают его мышцы, не знаешь, какое чудо – человеческая кожа, сколь изумительный и сложный это орган!

Хасан кивал. О, у него хватало разума, чтобы не обижаться на слова учителя. Ибо то сияние утра, которое осветило новую цель жизни Хасана, еще было памятным. А высокой цели, юноша прекрасно это понимал, дóлжно служить с рвением и без ложного честолюбия.

Учитель же тем временем продолжал:

– Ты только начинаешь учиться тому, что для каждого художника, что бы он ни изображал, является азами его искусства. Иметь точный глаз и твердую руку необходимо, но этого мало для того, чтобы оживить картину или статую. Для этого надо знать, как устроен весь мир. Тебе надо видеть, как зодчий создает дом, как ткач превращает нити в полотно, а кузнец – железо в прекрасный меч. Книги, мальчик, откроют тебе и то, как создан человек. Не пугайся рисунков. Помни – на трудную дорогу познания тайны совершенства человеческого тела ступали многие. Поколения лекарей и художников шли по ней, но до цели – понимания – не дошел толком никто, хотя и многие приближались.

– Но, учитель, разве штудии для рисовальщика начинаются в кузне?

– Хасан, штудии рисовальщика – это целая огромная жизнь. Они могут начаться и у горна кузнеца, и у станка ткача, и у стола лекаря. Твоя же главная задача – до мельчайших подробностей изучить приемы, которые дадут возможность изображать человека похожим на человека, а меч – похожим на меч, и понять, почему меч так остер, а человек – так прекрасен. Из понимания и родится умение.

– Я понял, учитель, – кивнул Хасан.

И он действительно понял.

Мехмет устал удивляться тому, как сильно изменился его друг. Хасан теперь не просто целыми днями пропадал в библиотеке. Ему теперь мало было ответов, которые он находил в книгах – юноша обошел всю округу. Он побывал и у ткача, и у кузнеца, и у повара, и у аптекаря. Вместе с Мехметом он исходил, казалось, все вокруг. И все время юноша рисовал и рисовал, пытаясь, как и говорил учитель, понять, как же «устроено» все вокруг.

О да, львиную долю времени Хасан по-прежнему проводил среди книг. Древние фолианты и новенькие, только что привезенные книги – ничто отныне не ускользало от его взора.

С дрожью в руках раскрыл Хасан в первый раз анатомический атлас. Раскрыл и… захлопнул. Ибо изображенные в мельчайших подробностях человеческие мышцы и кости заставили содрогнуться юношу, который и вид крови переносил с трудом. Но любопытство, вернее, не любопытство, а свирепая, иссушающая жажда знаний была куда сильнее. И потому Хасан раскрыл анатомический атлас вновь и принялся рассматривать и зарисовывать, находя ответы на свои вопросы.

Мехмет, такова уж судьба друга, всегда был рядом. Он стал постоянной моделью Хасана и все чаще с радостью узнавал в набросках самого себя.

Наконец у Хасана хватило смелости попытаться зарисовать и девушку. Чуть склоненная головка, длинные косы, смеющиеся глаза внучки трактирщика появились на первом портрете юной Ануш.

– Вах, какой молодец! – воскликнул весельчак Арутюн, который по-прежнему был хозяином трактира с самой вкусной едой и самыми, что уж греха таить, большими порциями.

Хасан и Мехмет обожали после занятий устроиться в углу трактира и разломить ароматный, только что испеченный матнакаш, который всегда сопровождал огромную тарелку изумительно приготовленного мяса с целой горой овощей.

Множество раз Хасан начинал рисовать женщину. Но каждый раз что-то внутри него противилось этому, такому естественному для рисовальщика желанию. Быть может, то была простая стыдливость, быть может, картины в книгах, открывшие юноше, как выглядит женское тело, не могли разжечь его воображения.

И в этот раз Хасану тоже помог случай. Вернее, сон. А еще точнее будет сказать, что все началось со сна.

Прошел уже почти год усердных занятий Хасана в школе мудреца Георгия. Усталость стала уже привычной, и наконец сон перестал напоминать темный глубокий колодец, куда юноша проваливался до утра. Теперь к нему стали приходить сновидения. Веселые олени и прекрасные птицы, деревья его родины и смеющееся лицо друга.

Но этот сон, сон перед днем летнего солнцестояния, был совсем другим. Приятели Хасана отправились до утра гулять в горах. О, они пытались и его захватить с собой. Но Хасан столь утомился, что отказался наотрез. Юноша много раз удивлялся тому, что благороднейшее из занятий, и притом занятие, требующее усилий прежде всего разума, столь изнуряет. Будто не страницы книги переворачивал он в попытке найти ответ на очередной вопрос, а огромные глыбы перетаскивал с необыкновенным усердием.