Венер. Все просто - Тина Джель

Она тогда не сразу расслабилась. Какое-то время, как будто раздумывала, или не понимала чего-то, или решиться не могла. Хотя вряд ли. Что-то другое тогда с ней было. Расстроена была, скорее всего, чем-то. Я, в тот день, так и не понял, чем. Потом только догадался, что её так расстроило, но поздно уже было для всех. Особенно для меня было поздно.

В свои девятнадцать, как выяснилось почти сразу, она очень хорошо знала, чего хочет от мужиков и вообще от жизни. И чётко шла к своей цели. Я не подходил ей ни по каким критериям. И в планы её не входил. Но так получилось, что оказался на её пути, надолго.

Я сбавил немного обороты, заметив её замешательство. Гладил её, целовал нежно, без напора. Она расслабилась постепенно. И понеслось…

Часто бывает, что такие красотки, в сексе зажаты, надменны и холодны, но только не она…Она заводилась всегда, надо было только уметь её заводить… И давала такого жару, что пар из ушей валил…

Мы трахались с ней, как кролики, до полного опустошения и бессилия, при каждом удобном случае.

Иногда она просила не торопиться и быть с ней нежнее. Это значило, что она могла остаться со мной надолго. Возможно на всю ночь. Или, что она чем то расстроена. Она никогда не открывалась полностью, до конца. Не рассказывала, чем живёт, о чём думает, о чём мечтает. Такая девушка-загадка. Я не лез ей в душу, просто чувствовал её настроение и был счастлив, когда она могла остаться со мной надолго. Ласкал её не спеша, целовал, вылизывал всю. Пробовал каждый сантиметр её тела на вкус. Любил её…

Мне нравилось смотреть на неё, когда она кончала — непередаваемое удовольствие. В такие минуты она была настоящей: открытой, понятной, невероятно трогательной своей слабостью и очень красивой — глаз было не оторвать. Старался всегда разворачивать её к себе лицом перед финалом, чтобы не пропустить эти мгновения. Любовался ею. Продлял её удовольствие. Своё удовольствие продлял…

Она сама меня находила. Всегда. Я даже толком не знал, где она живёт. Приходила ко мне на работу или в клуб, где я работал по ночам. Никогда не говорила заранее, когда придёт. Просила только своей подруге — Динаре, ничего не докладывать. Но мы с Диной, на тот момент, не особо и дружили. Только всё начиналось, не было ещё доверительных отношений, я её вообще ребёнком считал. Да и не делился я никогда, ни с кем, подробностями своей личной жизни.

Вначале такая спонтанность мне даже нравилась — романтично, необычно, загадочно. Её непредсказуемость заводила меня дико, срывая разом все предохранители. Я ждал этих встреч…

А потом она резко исчезла, не сказав ни слова. И на меня напала тоска…

— Улым (сынок), всё хорошо у тебя? Так неожиданно… — мама тихо просочилась в комнату и присела на стул, сложив руки на коленках. Сидит с идеально ровной спиной и собранными в тугой пучок волосами, как всегда. Красивая она у меня. Засмотрелся. Голос только дрожит у неё сейчас и слёзы на глазах поблёскивают…

— Всё хорошо мамуль, — прижал её голову к себе. — Соскучился просто…

— Мне такой сон нехороший снился недавно, — нервно перебирает пальцами подол своего платья, — никак забыть его не могу. Как будто ты идёшь по улице, прихрамывая, как тогда, после больницы — всхлипывает, а я дыхание задерживаю, — ребёнок у тебя на руках. Не знаю что за ребёнок, лица не видела, но игрушка в руках — розовенькая. Девочка, значит. И на тебя медведь вдруг выскакивает из-за угла. А ты стоишь с этим ребёнком и мечешься, никак место не найдёшь, куда спрятать его… Я проснулась в холодном поту, ночью. Больше уснуть не могла, так мне неспокойно было… Несколько дней уже сон этот из головы никак выкинуть не могу. — Ладошкой своей мою руку сжимает.

— Это всего лишь сон, мамуль — у самого мурашки по коже. Сердце матери, похоже, и правда, не обманешь…

Глава 6

Из-за разницы во времени, к которой я давно привык в Европе, утро для меня началось поздно. Часиков в одиннадцать только поднялся, по местному. Но чувствовал себя более-менее нормально, хоть и не мог долго уснуть. Ворочался. Мысли всякие в голову лезли. Воспоминания спать не давали.

Поболтал с мамой немного — она вроде успокоилась. Не вспоминала больше про свой кошмарный сон. Моя очередь пришла — я полночи про него думал: про ту встречу нашу последнюю, про беременность её, про ребёнка, который вполне может быть от меня. И даже, скорее всего, от меня. Я почти уверен в этом, объяснить только свою уверенность не могу.

Успел дать серьёзные наставления сестре-стрекозе, пока она на учёбу не убежала. Пообещав приехать за ней и познакомиться со всеми её сокусниками лично, для серьёзного разговора, если она будет звонки старшего брата игнорировать — та, только хитро улыбнулась. Ладно, так и быть, придётся обещания свои выполнять и нагрянуть-таки, к ней с проверкой на днях.

И побежал в гараж, проведать своего «зверя» — соскучился по нему дико.

Всегда фанател от мотоциклов, с детства. Когда ещё дед жив был, мамин папа. Сидел у него в гараже и разбирал, собирал его доисторический Урал с люлькой. Целыми днями мог у него там торчать, ковыряясь в деталях, с ног до головы перемазанный смазкой. Мама всегда была в шоке от моего вида, но я, конечно, её тогда не понимал и на следующий день, повторялось всё по новой, несмотря на то, что мыла она мена, по вечерам, жёстко. Не жалея. Натирала какой-то наждачной мочалкой до красноты, сдирая кожу. Я орал как ненормальный на всю улицу, но из её цепких рук вырваться было нереально.

Когда деда не стало, я слёзно просил отдать мне его старый Урал, но мама была категорически против… Долго дулся на неё. Никак понять не мог, почему мне нельзя забрать домой, дедова «Коня», как он его называл.

Смешно сейчас всё это вспоминать…

Присаживаюсь рядом с обломками своего первого мотоцикла, который я купил, после наших удачных гастролей по Японии. Хорошее время было. Весёлое. Никогда не забуду ту нашу поездку и гонки, которые мы посетили, благодаря японскому воздыхателю, моей партнёрши. Он тогда весь наш коллектив пригласил, а она взяла и бортанула его, наотрез отказавшись ехать с нами.

Закончилось то весёлое время для меня невесело, правда. Но это уже немного другая история.

Грустно вздыхаю, перебирая остатки своего первого «Ниндзи» ярко-зелёного цвета, от которого