Янтарные глаза леса - Елизавета Дворецкая

Разбойник лежал лицом вниз, и видны были только его черные волосы, заплетенные в косу длиной до лопаток. Услышав, что говорят о нем, он изогнулся, с трудом приподнялся, видно не желая встречать спиной ни брань, ни удары, повернулся к княжичу и сел. Это оказался даже не дрёмич, а выходец из каких-то совсем далеких земель – смуглый, с большими темными глазами и крупным, резко выдающимся вперед носом с горбинкой. Выглядел он лет на двадцать, на молодом лице застыло замкнутое и враждебное выражение, а боли своей раны он словно бы не замечал. Черные глаза смотрели на Светловоя с такой неприязнью, что княжичу стало не по себе. На него глядел тот самый «темный глаз», от которого предостерегают ворожеи. «Ну, убей меня!» – почти требовал этот яростный взгляд.

Светловой отвернулся. Впервые в жизни он столкнулся с настоящей враждой и смертью. Кровь на песке так не вписывалась в образ сияющего весеннего дня, что хотелось просить прощения у Лады и Лели, хотелось, чтобы вся эта битва оказалась дурным сном.

– Не трогайте их, – хмурясь, велел княжич. – Сейчас ничего не добьешься, да и мало чести – увечных бить. В Славен отвезем, там и потолкуем.

– Вот это верно! – одобрили кмети. – Пусть сам князь потолкует – с ним-то не больно поупрямишься.

День клонился к вечеру, приходилось думать о ночлеге. Ближайший княжеский городок, Лебедин, остался далеко позади, и до темноты успеть добраться до него не удастся. Несколько тропок, в разных местах спускавшихся к Истиру, говорили о том, что поблизости есть жилье. Оставалось ждать, когда придут люди из ближних родов, и надеяться на их гостеприимство.

Светловой сидел на песке, весь переполненный впечатлениями от своей первой битвы. Осознавая произошедшее, он испытывал все большее разочарование. Усталость затмевала гордость победы, рана на лбу горела огнем, голова болела все сильнее. Так вот как добывается ратная слава! Чему тут радоваться? Пятнам крови на песке? Забитым лошадям с распоротым брюхом? Пленным? Ненавидящий взгляд «черного», как прозвал его мысленно Светловой, все еще стоял у него перед глазами и давил, как камень на груди. Было неловко и горько, будто бы он сам привел в этот сияющий весенний мир Морену-Смерть и позволил ей торжествовать во владениях Лады и Лели. Да и отец что-то еще скажет? Наверняка ведь найдет, что сын что-нибудь сделал не так! Но думать об этом сейчас не хотелось: на душе было слишком тяжело, а в мыслях смутно.

Поднявшись, Светловой сделал несколько шагов: несмотря на головную боль, решил поискать подорожник. И еще хотелось чистой холодной воды. Кровь на лице засохла и стягивала кожу. Где-то неподалеку ему мерещился звон ручейка, и Светловой направился туда.

– Да куда ты? – обеспокоенно окликнул его Скоромет. – Сиди, найдем мы тебе подорожник! Вот, Вихреца пошлю, он хоть папоротников цвет тебе найдет!

– Нет, я воды хочу, прямо из родника!

Отмахнувшись от Скоромета, Светловой пошел вверх по Истиру. Песня родника заманчиво журчала в ушах, и он осматривал берег, жмурясь от боли во лбу.

Родничок нашелся перестрелах в трех от места битвы. Прозрачная струя впадала в Истир, вытекая из овражка на опушке леса. Светловой перешагнул через ручеек, встал на колени, нагнулся, зачерпнул ладонями воды и поднес их ко рту. И вдруг в глазах потемнело, в голову ударила такая сильная боль, что он без памяти упал лицом в воду.

* * *

Очнулся Светловой от нежных, ласкающих прикосновений к лицу. Почему-то представилась птичка, голубая, с нежно-розовыми и светло-зелеными перышками в крыльях; мерещилось, что она сидит на груди и поглаживает лоб и щеки пушистыми кончиками крылышек. Светловой не открывал глаз, боясь спугнуть ее. Голова его лежала как-то очень удобно и приятно – не на камне и не на земле. Рядом с собой он смутно ощущал чье-то присутствие, и ему было хорошо, как младенцу на руках у матери.

– …как крепок бел-горюч камень, так крепок будь и ты, Воин Света, – слышался ему чей-то нежный голос. Временами он растворялся в мягком журчании воды, а потом опять выплывали слова: – Будь яснее солнышка красного, милее вешнего дня, светлее ключевой воды. Как Истир чистый бежит-ярится, так пусть и кровь в тебе играет, беды и болезни прочь уносит…

Светловой слушал, не понимая и не стараясь даже понять, сон это или явь. А если все-таки сон, то он не желал просыпаться. Теплые нежные волны покачивали и несли его в светлую даль, словно дух уже вошел в вечно цветущий Сварожий Сад, и Светловой даже не удивился тому, что голос берегини называет его истинным именем – Воин Света.

Через некоторое время он достаточно опомнился, чтобы все же задать себе вопрос, на каком же он свете. Кто ласкает его – птичка, река, берегиня… или живой человек? Светловой приоткрыл глаза… и тут же зажмурился снова, ослепленный красотой склонившегося над ним девичьего лица. Но и с закрытыми глазами Светловой продолжал его видеть – ясные глаза, голубые, как весеннее небо, тонкие темные брови, красивые румяные губы, нежные щеки, золотистые волосы. Вокруг головы девушки разливалось сияние – или это солнце светило ей в спину?

– Очнулся! – весело приветствовал его нежный голос. – Сокол ты мой! Ну, поднимайся!

Светловой снова приоткрыл глаза. Ласковые, но крепкие руки помогли ему подняться, он сел, вцепился пальцами в траву и обернулся. Перед глазами все плыло, и он прижал ладонь к лицу, но и в это краткое мгновение успел заметить, что возле него сидит девушка небывалой красоты. Хотелось скорее разглядеть ее, и он с силой тер глаза ладонью, чтобы мир вокруг перестал кружиться.

Отчаянно боясь, что сладкое видение исчезнет, Светловой наконец открыл глаза. Девушка по-прежнему сидела на траве совсем рядом. Ее длинные светло-золотистые волосы, разделенные прямым пробором, не заплетенные в косу, не стесненные тесемкой или лентой, свободно спадали до самой земли. К заходящему солнцу она была обращена спиной, его красные лучи окружали всю ее фигуру, и от этого казалось, что она сама излучает розовый свет. Светловой смотрел ей в лицо и не мог насмотреться. Он забыл обо всем: о желтоглазой егозе с ржаного поля, о битве на реке и смолятических купцах, забыл даже, кто он сам такой и куда ехал.

Светловой чуть было не поднял руку – потрогать, не мерещится ли, – но вовремя опомнился.

– Ты кто такая? – спросил он у девушки.

Она ничего не ответила, только улыбнулась, склонив голову к плечу.

– Как тебя зовут? – снова спросил Светловой.

– Да как хочешь зови, – звонко ответила она. – У меня много имен. Кто я для тебя – то и имя будет.

– Ты – мечта моя! – горячо ответил Светловой. – Ты – мой свет белый, другого не знаю!

– Зови меня Белосветой, – посмеиваясь, сказала девушка. От ее улыбки Светловоя переполняло такое яркое счастье, что он с трудом вникал в ее слова. – А тебя я знаю. Ты – Светловой, князя Велемога и княгини Жизнеславы сын. Я тебя давно видала… издалека, вот ближе подойти не случалось. А сейчас сама не знаю, что со мной делается, – как увидела я тебя на берегу, так и захотелось в глаза тебе заглянуть.