Татуировка герцога - Майя Родейл

— Боже мой! — ахнула Аннабелл. — И он не пытался воспользоваться ситуацией?

— Нет, — запнувшись, сказала Элиза — ведь их губы были достаточно близко для поцелуя. — Я просто проскользнула в комнату, чтобы оставить чистую одежду для его светлости.

— Это лишь вопрос времени. Герцоги Уиклиффы — знаменитые повесы и славятся тем, что любят позабавиться с горничными.

— У меня столько домашней работы, что на это нет времени, — с каменным лицом объявила Элиза. — А к вечеру я просто выдыхаюсь.

— Ты говоришь как типичная жена, — улыбнулась Джулиана.

— Каков он на самом деле? — спросила Аннабелл. — Приятный?

— Приятный — неподходящее слово, — ответила Элиза, — учитывая, что он, по слухам, был пиратом. Его болван-кузен сболтнул, что герцог ублажил весь гарем за одну ночь.

— А, так он не из тех твоих заурядных джентльменов, о которых ты рассказываешь, — заметила Джулиана, блеснув глазами.

— Значит, он красив, — с легкой завистью сказала Софи. — Судя по рассказу, это так. Да, нет ничего лучше красивого герцога.

Он определенно не красавец, есть что-то резкое в скулах, небритых щеках и длинных волосах, небрежно завязанных сзади в косичку. И его взгляд… слишком проницательный и дерзкий.

— Да, красив в известной степени… но у девушек от него дух захватывает.

— Осмелюсь предположить, что традиция Уиклиффов продолжится в ближайшие дни, — пробормотала Джулиана.

— Или ночи, — добавила Софи.

— Я же говорила, что слишком занята и устала, — отмахнулась Элиза, хотя это была не вся правда.

— И когда мы познакомился с этим герцогом? — поинтересовалась Джулиана. — С этим скандальным герцогом?

— Я не заметила у него обилия визитных карточек и приглашений. Но уверена, что тебя он примет, — ответила Элиза.

Никто не приезжал к герцогу с визитом, кроме этого болвана, кузена Бэзила. Писем он тоже не получал. Элиза думала, что у его дверей выстроится очередь желающих свести с ним знакомство — в конце концов, он герцог, — но, казалось, по Лондону уже разошлись нелицеприятные слухи о нем.

— Мы не можем явиться к нему, — мрачно сказала Софи.

— Нарушение этикета. Скандал. Рассерженные мужья. И так далее, — пояснила Джулиана.

— Ах да. — Элиза вспомнила, какая пропасть разделяет ее, дочь актрисы и драматурга, и ее подруг, герцогиню и графиню. В их жизни столько докучных светских правил, которыми она себя никогда не обременяла. — Какая жалость. Я бы с радостью понаблюдала за вашим разговором.

— Мы устроим вечеринку и пригласим его, — предложила Софи.

— Непохоже, что он склонен к светской жизни, — заметила Элиза.

Большую часть времени герцог проводил в запертой комнате — интересно, что он там делает? — или в личном кабинете, среди карт, книг и записей, в которые Элиза горела желанием заглянуть. Он ел вместе со своим одноглазым и одноруким другом Харланом и все остальное время посвящал работе.

— Таинственный татуированный отшельник-герцог… — вздохнула Аннабелл. — Горничная, ведущая двойную жизнь… Настоящий сюжет для романа.

— Если не считать того; что мытье полов не укладывается ни в какие представления о романтизме, — рассмеялась Элиза.

На следующий день Элиза скребла полы в холле, напрочь забыв о всяком романтизме. Неподалеку в буфетной дворецкий Саддлер полировал столовое серебро. Дверь была приоткрыта, так что, если служанка станет лениться, он услышит. К тому же у дворецкого, как уже выяснила Элиза, была скверная привычка неслышно появляться в тот момент, когда она останавливалась, позволив мыслям отвлечься от работы.

И все же не дворецкий был у нее на уме.

Его светлость прошел мимо, и Элиза провела следующий час, вновь и вновь переживая те семь секунд, за которые он широким шагом прошел через холл из гостиной в библиотеку, бесстыдно разглядывая ее.

Когда герцог появился, она стояла на четвереньках. Растрепавшиеся волосы лезли в лицо, щеки раскраснелись от пара, поднимавшегося от ведра с горячей мыльной водой.

Он не игнорировал ее, как полагалось по этикету. Элиза слышала, что в некоторых домах требуют, чтобы слуги при появлении хозяев поворачивались лицом к стене.

Вместо этого герцог позволил себе столь вольный взгляд, что его можно было счесть грубостью. Будь у нее дочь и если бы какой-нибудь мужчина прошелся подобным взглядом по ее груди, спине, выпуклости ягодиц, она бы задала ему трепку.

Взгляд был такой бесстыдный, такой дерзкий, что Элиза физически ощущала его. Часом позже она все еще чувствовала этот взгляд, его жар, возмутительное озорство и тайное удовольствие.

Следующим вечером

Отхлебнув из кружки глоток эля, герцог сыпал цветистыми проклятиями:

— Черт! Проклятие! Дьявол и преисподняя!

Тимбукту всегда был его целью. Уиклифф мечтал оказаться первым европейцем, который побывал там и вернулся живым. Этот вызов будоражил его годами, когда он путешествовал по свету, пользуясь подвернувшимися возможностями. Он был беспечным скитальцем в духе Уиклиффов, но дисциплина, которую он унаследовал от матери — а откуда ей еще взяться?! — смело предъявляла свои претензии.

Уиклифф хотел организовать настоящую экспедицию. Хотел совершить что-нибудь важное, нечто такое, что не имело ничего общего с обстоятельствами его благородного происхождения.

У него была мечта, план. Теперь нужно забыть об этом.

Он снова отпил глоток.

Харлан приглядывался к служанкам и барменшам в пабе рядом с Сент-Джеймс-стрит.

— А вот и красотка.

Проследив за его взглядом, Уиклифф решил, что Харлан либо крепко напился, либо совсем изголодался после долгих месяцев воздержания в море. Девчонка была симпатичная, но он бы не назвал ее красоткой даже с натяжкой.

— Ты уверен? Это потому что у тебя их было мало и всего один глаз, — заметил он.

Харлан поправил повязку на глазу здоровой рукой, другая висела на перевязи, сделанной из старой простыни.

— Ну, в этом-то я не сомневаюсь, — согласился с ним Харлан. — Глаз у меня действительно один.

— Твое здоровье, — поднял стакан Уиклифф.

Харлан вполне мог заполучить ее. Она не красавица. Не как эта служанка, Элиза. Вот она-то действительно красотка. Всякий раз, сталкиваясь с ней в доме, он замечал в ней что-то новое — пышный зад, полную грудь, фигуру, которая наводила мужчину на совсем не благородные мысли.

Но больше всего привлекали ее глаза, и не потому, что цветом напоминали море, небо и другие чудесные вещи голубого цвета. Она смотрела на него, изучая, любопытствуя, хотя ей полагалось отворачиваться к стене при его появлении.