Пропавшее войско - Валерио Массимо Манфреди

Наконец ветер поднял густое облако пыли, и армия скрылась вдали, растворилась в тумане. Целый день я чувствовала на себе взгляд матери, подозрительный и тревожный. Вероятно, я странно вела себя: мои движения, выражение лица, даже внешний вид, по всей видимости, выдавали такое волнение, что подтверждало любые подозрения. Время от времени она спрашивала: «Что с тобой?» — не для того, чтобы получить ответ, а чтобы оценить мою реакцию.

«Ничего, — отвечала я. — Ничего».

И голос мой, вот-вот готовый сорваться в плач, противоречил словам.

К вечеру ветер утих. Я взяла кувшин и пошла за водой. Отправилась позже обычного, чтобы не встречаться с подругами: их болтовня и вопросы были бы мне невыносимы. Солнце уже садилось за горизонт, и я, наполнив сосуд, присела на ствол пальмы. Одиночество и тишина принесли некоторое облегчение, успокоили мою взволнованную душу. Я беззвучно заплакала горючими слезами, но, в сущности, они знаменовали собой освобождение, по крайней мере я на это надеялась. В небе длинной вереницей тянулись на юг журавли, наполняя воздух жалобными криками.

Мне захотелось быть как они.

Темнело; я поставила кувшин на голову и повернулась, чтобы двинуться обратно, в деревню.

И узрела перед собой его.

На какое-то мгновение мне подумалось, что это видение, ниспосланное мне, чтобы утешить, но то действительно оказался он. Воин спешился и подошел ко мне.

«Уедем со мной. Сейчас», — предложил юноша на моем языке.

Я была поражена. Мой возлюбленный произнес эти слова твердо и правильно, но когда я спросила: «Куда же мы поедем? А можно мне попрощаться с матерью?» — покачал головой.

Не понимал. Он усвоил лишь несколько слов и научился правильно произносить их, потому что хотел быть уверен, что я пойму.

Он снова повторил свою фразу, и я, еще недавно готовая отдать все, чтобы ее услышать, теперь, столкнувшись с необходимостью сделать выбор, бесповоротно и немедленно, испугалась. Бросить все: дом, семью, подруг, последовать за незнакомцем, за воином, который в любой момент может погибнуть, в первой же схватке, в первой же засаде, первой битве… А что станет со мной?

Но то было лишь мгновение. Мысль о том, что, оставшись, больше никогда не увижу его, пересилила, и я ответила без колебаний: «Я поеду с тобой».

Вероятно, он понял, потому что улыбнулся. Должно быть, эти слова он тоже выучил! Мой возлюбленный вскочил на коня и, протянув руку, посадил меня на круп, позади себя. Скакун шагом двинулся по узкой тропинке, огибавшей деревни с юга, однако вскоре мимо нас прошла, направляясь к колодцу, девочка из моей деревни, с кувшином в руках. Она увидела меня, узнала и закричала: «Воин увозит Абиру! Воин увозит Абиру, сюда, сюда!»

Возвращавшиеся с полей земледельцы подбежали к нам, размахивая мотыгами и граблями. Мой любимый пришпорил коня и галопом проскакал мимо, прежде чем они успели преградить путь. Соседи оказались очень близко и могли заметить, что это я держусь за него, а не наоборот. Значит, речь шла не о похищении, а о бегстве.

Абира вновь замолчала, из груди ее вырвался глухой стон. Вероятно, от воспоминаний стало тяжело на сердце, открылись не до конца затянувшиеся раны. А мы поняли, почему ее забросали камнями по возвращении в Бет-Каду. Она покинула семью, родственников, деревню и своего суженого, чтобы последовать за незнакомцем, которому отдалась, забыв всякий стыд. Нарушила все правила, каким обязана подчиняться девушка ее положения, и наказание, коему отступница подверглась, должно было послужить уроком другим.

Рассказчица вдруг посмотрела мне в глаза и спросила:

— Мои родители… они все еще живут в этой деревне? Как они?

Я мешкала с ответом.

— Скажи мне правду, — настаивала Абира, готовясь услышать неутешительные новости.

«Странно, — подумала я, — лишь теперь вспомнила о родителях». Может быть, у них возникло предчувствие, и раненая опасалась, что оно подтвердится. Какими бы ни были ее мысли, нечто ускользало от моего понимания — загадка, тайна, связанная с тем, что беглянке удалось выжить после такой расправы. Она прошла по тонкой грани между жизнью и смертью, заглянула по ту сторону и узрела царство мертвых. Ее вопрос выражал не просто предчувствие, но догадку, зародившуюся в душе благодаря видению.

— Твоя мать умерла, — ответила Абизаг. — От лихорадки. Вскоре после того, как ты уехала.

— А отец?

— Был жив, когда ты вернулась.

— Я знаю. Мне показалось, он тоже бросал в меня камни, вместе с остальными. Ведь именно мужчины чувствуют себя обесчещенными.

— Он умер в ночь после расправы над тобой, — сообщила я. — Внезапной смертью.

При этих словах Абира замерла, глаза ее остекленели. Уверена, перед этим мутным взглядом проходили картины царства мертвых.

Абизаг положила руку беглянке на плечо и вернула к реальности:

— Ты говорила, что твое приключение, бегство с воином и пребывание великой армии в «деревнях пояса», — все эти события породила история двух братьев. Расскажи нам эту историю, Абира.

Та очнулась, вздрогнула и натянула на себя плащ.

— В другой раз, — вздохнула она. — В другой раз.

Прошло много дней, прежде чем Абира снова заговорила. Тем временем мы тайком нашли для нее кое-какую работу, чтобы она могла сама добывать себе пропитание. То обстоятельство, что из дома все время пропадала еда, не могло долго оставаться незамеченным. Как бы там ни было, всякий раз, когда нас отправляли пасти стадо, мы старались захватить с собой как можно больше провизии, дабы ей тоже хватало. Помогли починить шалаш, чтобы Абира могла провести там осень и зиму, и всякий раз заглядывали к ней, после того как ходили по воду. Так мы узнали еще много всего интересного. Ее возлюбленный, юноша с трудным именем, сказал, что она может называть его просто Ксен, и Абира оставалась с ним на протяжении всего похода. Именно он рассказал историю о двух братьях, изменивших судьбу мира. Многое стало известно от людей, встретившихся ей в том бесконечном путешествии.

От нее мы услышали подтверждение тому, что рассказывали нам родители долгими зимними ночами: одним из двух братьев был царевич, наследник престола империи, — именно он вел армию через наши деревни в те дни, когда Абира встретила свою любовь. Эту историю, затронувшую жизни стольких людей, переходившую из уст в уста, в конце концов, олицетворила для нас хрупкая испуганная женщина, едва не погибшая под грудой камней. В конце осени спасенная начала рассказывать ее нам, трем девочками пятнадцати лет, которые никогда ничего не видела, кроме своих деревень, и которым ничего другого не суждено было увидеть до конца дней.

Царица-мать Парисатида имела двух сыновей: старшего звали Артаксеркс, младшего — Кир, как и основателя династии. Когда умер Великий царь, он согласно обычаю завещал трон первородному сыну. Но царица-мать осталась недовольна, потому что больше любила Кира; он был красивее, умнее и привлекательнее брата и больше походил на нее: его отличали то же изящество, та же грация, какими славилась она сама в юности, когда выходила замуж за человека, которого ненавидела. На этого человека был похож старший сын, Артаксеркс. Царица добилась того, чтобы Киру отдали в управление очень богатую провинцию, Лидию, расположенную на берегу западного моря, но в душе продолжала надеяться, что в один прекрасный день представится возможность возвести младшего сына на трон.