Злополучная лошадь - Евгений Гуров
Шрифт:
Интервал:
— Но можно еще оригинальней, — сказал Ганф. — Давайте делать круглый журнал.
— Ну, это уж вы слишком, — заметил Генч. — Сшивать-то как же?
Поговорили в этом же духе еще немного, и редактор закрыл совещание, попросив Генча остаться.
— Леон Георгиевич! Грубость Ротова не главное. Главное, что распустил он художников. Рисовать стали небрежно. Кое-как. Особенно обратите внимание на Бродаты.
Генч вышел от редактора озабоченным и тут заметил за столом Льва Григорьевича Бродаты. Тот сидел и исправлял что-го-в своем рисунке. А рисунки этого замечательного мастера и впрямь выглядели странно. Что-то заклеено. Что-то закрыто белилами. Что-то стерто резинкой, и бумага на этом месте разлохматилась.
— Что это вы так небрежно рисуете? — спросил Генч.
— А вам что за дело? — поинтересовался Бродаты.
— Вы очень снизили уровень своих работ, — сказал Генч, — и я как главный художник должен от вас потребовать…
— Главный художник?! Ха-ха! Идите все сюда. Генч говорит, что он главный художник! Ха-ха-ха!
Задетый за живое недоверием и насмешками, Леон Георгиевич потащил Бродаты к доске приказов:
— Читайте!
— «За неуважительное отношение к художнику Л. Г. Бродаты Генча Л. Г. от работы главным художником отстранить. Главным художником вновь назначить Ротова К. П.», — прочел Бродаты.
Потрясенный Генч тоже прочел и, не говоря ни слова, поплелся домой…»
«Остроумно разыгрывать друг друга, — пишут в книге «Втроем» Кукрыниксы, — удавалось немногим крокодильцам. Костя это мог.
Однажды, отдыхая в Сочи, он виртуозно слепил из хлебного мякиша скорпиона и положил его на простыню соседу по комнате — художнику Б. Клинчу. В другой раз пришел вечером, накрасив губной помадой на своем лице якобы следы поцелуев. При этом прекрасно изображал, будто не ведает об этих «уликах», и живший с ним вместе художник Ю. Ганф смущался, долго не решаясь сказать Косте, чтобы он их смыл».
Не потеряв чувства юмора, любознательности и прочих прекрасных качеств, Константин Павлович в злоключениях своих потерял здоровье. Врачи разрешили ему работать не больше четырех часов в день. Константин Павлович запрет этот нарушал. Он был нужен! Звонили из издательства — заказывали книжку. Пришло письмо из Казахстана, из областной комсомольской газеты, — просили карикатуру. «Комсомольская правда» напечатала большую подборку юмористических рисунков на зимние темы. Читатели определяли лучшего художника-юмориста, и Ротов получил первую премию. А «Крокодил» и «Веселые картинки»?
— «Крокодил» — мой долг. «Веселые картинки» — моя любовь, — говорил Константин Павлович и одинаково добросовестно, высокопрофессионально рисовал и для областной газеты, и для всесоюзного журнала.
В «Веселых картинках» Константин Павлович был, конечно, номером первым, хотя рядом с ним работали такие замечательные художники, как И. Семенов, А. Каневский и М. Черепных… Почти в каждом номере печатались на развороте ротовские рисунки. Михаил Михайлович Черемных пошутил как-то: «Отныне Костя Ротов должен называться — Костя Разворотов!»
В одном из номеров 1957 года был напечатан великолепный рисунок Константина Павловича, иллюстрирующий стихотворение С. Маршака:
По склону вверх
Король повел
Полки своих стрелков…
и т. д.
— А из чего стрелки стреляют? — спросила меня малолетняя дочь, подписчица и поклонница «Веселых картинок».
Я посмотрел на рисунок и увидел, что «стрелки» вооружены алебардами и мечами и никакого стрелкового оружия у них нет.
Я рассказал об этом разоблачении Константину Павловичу. Он сначала схватился за голову: «Как же это я?!» А потом долго хохотал, держась за сердце.
Незадолго до смерти Константин Павлович слег. Парализовало правую руку. И он попросил планшет, бумагу, карандаш и настойчиво стал учиться рисовать левой рукой. Не рисовать он не мог.
8 января 1959 года, прикованный болезнью к постели, Борис Иванович Пророков записал в своем дневнике:
«В данный момент в Московском Союзе художников товарищи прощаются с К. П. Ротовым. Вчера вечером из «Вечерней Москвы» я узнал о смерти этого замечательного и неповторимого художника».
В «Крокодиле» была создана комиссия по похоронам. Втроем мы отправились в Моссовет. Нас радушно принял заместитель председателя исполкома, ведавший коммунальными делами, а значит, и кладбищами. Он усадил нас на мягкие, с художественной резьбой стулья и приготовился слушать.
— Умер художник Ротов. Один из корифеев «Крокодила». Мы хотели бы похоронить его на Ваганьковском кладбище…
— А кто он, этот Ротов? — поинтересовался зампред.
— Замечательный, всемирно известный художник, — объяснил Егор Горохов.
— А звания у него какие?
— Званий у него нет…
— Ну и что ж вы хотите? Вот умрет, к примеру, академик — пожалуйста, хоть на Новодевичье. — И зампред, расплывшись в доброй улыбке, широко развел руки, как это делают, говоря «Добро пожаловать!» или показывая, какие осетры водились когда-то в Волге.
* * *
Похоронили Константина Павловича на Введенском кладбище. Когда могила была засыпана и все, постояв немного, двинулись к выходу, высокий мужчина с пышной седой шевелюрой остался…
— Идите, — сказал он. — Я отпою Константина Павловича.
Это был отец Виктор. Тот самый ссыльный священник, который отпевал в Северо-Енисейске моего отца. И в могиле отца есть горсть земли, брошенная Константином Павловичем Ротовым.
* * *
И еще одна запись в дневнике Бориса Ивановича Пророкова:
«Вечером зашел Коля Соколов… Принес свои рукописи… Все очень интересно, особенно значительно — о встрече с К. Ротовым в Соликамске».
А я и не знал, что Николай Александрович Соколов встречался с осужденным Ротовым!
Позвонил я Николаю Александровичу:
— Это ж мужественный поступок! В то время!.. Это ж риск!..
— Никакого героизма. Просто я очень любил Костю Ротова. И, главное, был убежден, что он ни в чем не виноват… Я полюбил его задолго до того, как мы познакомились. Еще в молодости, когда жил в Рыбинске. Вырезал из журналов его рисунки. Даже пытался ему подражать…
— Но ведь ваши воспоминания напечатать надо!
— Ну кто же, Женя, это напечатает?
И правда, в то время (1979 год!) о публикации такого рода не могло быть и речи… Но о встрече с Ротовым Николай Александрович мне рассказал:
«В 1943 году в «Крокодил» пришел майор, который сообщил, что служит в лагере в Соликамске, где находится Константин Павлович. Ротов работает в клубе и очень нуждается в материалах. Нет красок. Кисти он делает сам из конского волоса…
Мы передали Косте и кисти, и краски.
В том же году в Третьяковке готовилась наша, Кукрыниксов, персональная выставка. Часть картин была эвакуирована и хранилась в Соликамске. Мне предстояло туда поехать, и я решил, что должен повидать Костю. Понимая, что это не просто, я обратился в ГУЛАГ. Со
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!