Фотография с прицелом - Виктор Пронин

Дверь тихонечко приоткрылась, и в щель протиснулась настороженная физиономия Худолея.

– Звали, Павел Николаевич?

– Звал. Еле докричался.

– А я с улицы услышал и бросился на помощь. Уж больно голос у вас был…

– Ну! Говори быстрее – какой у меня был голос?!

– Мне показалось. Не знаю, как и выразиться…

– Да выразись уже, наконец, как-нибудь!

– Мне показалось, что вы на помощь зовете.

– Правильно показалось. – Пафнутьев подошел к столу, плотно уселся в кресло, придвинул к себе портреты. – С девочками заболтался. Хорошие девочки. Пожили вот только маловато.

– Что-нибудь новенькое они рассказали?

Пафнутьев внимательно посмотрел на Худолея, тоже усевшегося в кресло, но не нашел улыбки в его глазах, тяжко перевел дух и заявил:

– Мы их найдем. Невозможно совершить такое и остаться безнаказанным. Они наследили. И я знаю, где искать эти следы.

– Поделитесь, Павел Николаевич! – воскликнул Худолей потрясенно.

– Следы остались в их грязных, подлых, трусливых душах. Я знаю, что им снится. Сон – это тоже след. А следы, как ты знаешь, всегда остаются.

– А что им снится, Павел Николаевич? – каким-то притихшим голосом спросил Худолей.

– Им снятся вот эти девочки! – Пафнутьев постучал пальцем по снимкам, лежащим на его столе. – Живыми снятся. С этими вот улыбками, глазками, щечками.

– Это страшный сон, Павел Николаевич.

– Ничего. Они привыкли.

– А знаете, Павел Николаевич, – Худолей раздумчиво повертел ладонью в воздухе. – Все случившееся может выглядеть несколько иначе. Ведь прошло десять лет. Они закончили институты, техникумы, получили квартиры, женились, нарожали детей. Те пошли в школу, сейчас они уже в третьем-четвертом классе. Нашим убийцам все случившееся вспоминается как ошибка молодости, не более того.

– Напомним, – жестко сказал Пафнутьев, сунул фотографии в стол, поднялся и заявил: – Пошли. Нам пора. Нас ждут.

– Павел Николаевич, а можно я спрошу у вас – а куда нам пора?

– Мы, кажется, собирались с тобой посидеть за круглым столиком, под открытым небом, в легких сиреневых сумерках, за кружкой холодного пива. Или я договаривался с кем-то другим?

– О, горе мне! – Худолей схватился за голову и начал на манер метронома раскачиваться из стороны в сторону. – Я не виноват, Паша! Это все годы! Мой проклятый преклонный возраст! – Худолей вдруг как бы спохватился, перестал выть, посмотрел на Пафнутьева трезвым, даже чуть капризным взглядом и осведомился: – А кто нас ждет?

– Шаланда.

– Полная кефали?

– Не знаю, будет ли шаланда полна кефали, но по лещу на брата Жора обещал.

– Ну, если Жора обещал… – опять с капризностью в голосе начал Худолей, но Пафнутьев перебил его:

– Спокойно! Хватит причитать! Ты помнишь случай, чтобы Шаланда пообещал леща и не принес?

– Не знаю, что и сказать. Я вообще не помню, чтобы Шаланда когда-нибудь кому-нибудь что-нибудь пообещал, а уж тем более принес!

– Худолей! Остановись! Вон видишь – за столиком под деревом сидит Шаланда и радостно размахивает руками? В каждой ладони у него по лещу.

– Чудны дела твои, господи! – Худолей глубоко вздохнул. – У меня бутылочка с собой. А, Паша?..

– Все, что с собой, то и кстати, – одобрил Пафнутьев, присаживаясь к столику. – Знакомься, Шаланда. Этот человек с бутылкой, выпирающей из кармана, – Худолей.

– Да насмотрелся я на твоего Худолея! Ничего, кроме бутылки, из него выпирать не может!

– Прошу заметить, уважаемые, из меня могут выпирать только непочатые бутылки. Хотя некоторые предпочитают встречать гостей пустой тарой. – Худолей кивнул на пляшку, притаившуюся под столом.

– Да стояла она там, когда я пришел! – взвился Шаланда. – До меня ее опорожнили!

– Замнем для ясности, – пропел Худолей, придвигая к столу еще один стул.

Оставим ребят за столиком, пусть поговорят. Тем более что ничего нового они в этот вечер друг другу не сказали.

Шаланда, как обычно, подтрунивал над Худолеем, тот отмалчивался, понимая беззлобность этих шуточек. Пафнутьев поощрительно поглядывал на своих собутыльников и тоже помалкивал.

Иногда он опускал руку в карман куртки и вертел в пальцах проржавевшую пуговицу с пропеллером, выдавленным на ней. Павел словно подпитывался от него злой энергией, вопросами, догадками, которые завтра понадобятся ему в разговорах с матерями погибших девочек.

Печальные события десятилетней давности становились ему все более близкими и понятными, обрастали сведениями, которых могло и не быть в действительности. Но это его нисколько не смущало. Все подробности случившегося, даже придуманные им, уже работали, помогали раскрыть давнее преступление.

– Паша! – не выдержал Шаланда. – Скажи уже, наконец, что-нибудь! А то у меня такое ощущение, что ты завтра утром потребуешь группу захвата.

– Чуть попозже, Жора. – Пафнутьев вздохнул. – Прекрасная погода, не правда ли?

– Лучше не бывает. – Шаланда тяжело качнул кудлатой головой. – Особенно мне нравится луна. Только что-то она маловата сегодня.

– Зато круглая, – добавил Худолей.

– Круглыми бывают только дураки, – проворчал Шаланда.

– Жора! – изумленно воскликнул Пафнутьев. – А тебе-то откуда это известно?!

– Умный потому что. Хотя с виду этого и не скажешь. Да, Паша? – Шаланда горделиво вскинул голову.

Все. Оставим ребят. Не до разговоров им сегодня. Вот завтра вечером – другое дело. Тогда будут новости.

Маленький домик за редким штакетником Пафнутьев нашел быстро. Здесь проживала в полном одиночестве Евдокия Ивановна Сазонова, мать одной из погибших девочек.

Едва раздался звонкий лай маленькой белой собаки, хозяйка появилась на пороге.

– Входите. – Она отошла в темноту коридора и остановилась там, придерживая дверь. – Давно вас жду. Можно сказать, с самого рассвета.

– Если бы предупредили, то я и пришел бы на рассвете, – проговорил Пафнутьев почти серьезно.

– Да ладно вам, – смутилась хозяйка. – Тут приходил ваш парнишка, просил письма, фотографии. Ничего я ему не дала. Ходят тут всякие. Соседи прибегали, говорят, убийц уже нашли. Неужто это правда?

– Нет, пока мы никого не нашли, – сказал Пафнутьев и присел к столу, заваленному какими-то документами, фотографиями, письмами. – Так быстро не бывает.

– Жаль. А я уж собралась было к этому убийце идти.

– Зачем? – удивился Пафнутьев.

– Как зачем? Убивать.

– Кого убивать?!