Земляк - Марина Орлова

Успокоенный — почти — этой мыслью, мужчина оделся и направился в столовую. Как раз к обеду.

* * *

Оставшиеся две недели отпуска тянулись долго. Почему-то теперь лес не радовал. Был он какой-то не такой, словно бы пустой. Как будто Санёк постоянно ждал чего-то, какого-то знака, особенной встречи, а её всё не было и не было, и с каждым днём надежда таяла. Неужели всё это действительно был сон? А если и нет, то, видимо, больше Санёк им не нужен. Больше его в тот красивый и живой лес не позовут. Эта мысль вроде как должна была радовать — любому здравомыслящему человеку ясно, что ночных прогулок со странным рогатым лесником и пахнущим болотом зомбаком стоит избегать, — но почему-то оставляла внутри чувство пустоты и обиды. Словно Санька лишили чего-то важного. Показали на минутку, а потом забрали — и больше не дадут.

В последнюю ночь перед отъездом мужчине не спалось. В лунном свете был ясно виден плотно набитый рюкзак, стоящий у двери. Санёк то и дело открывал глаза, смотрел на него. Завтра домой…

В три часа ночи не выдержал, вскочил с кровати. Всё равно сна ни в одном глазу, что толку крутиться с боку на бок.

Санёк оделся и вышел на улицу, говоря себе, что лишь прогуляется по территории турбазы — это должно помочь от бессонницы.

Однако он сразу пошёл в сторону леса, шагал и шагал всё дальше, всё глубже, куда-то в темноту, шумящую ветром в вышине и пахнущую сосновой смолой, — без мыслей, даже самому себе стесняясь признаться, на что надеется. Лешии, зомби… Что за чушь, не бывает такого! Да и белых тигров в заповеднике нет, Санёк спрашивал у сотрудников турбазы. Всё это ему приснилось. Но он упорно шёл всё дальше и дальше.

Пока не заметил огонёк костра. Сердце забилось радостно, в груди потеплело. Ломанулся туда — торопливо, без тени сомнения, — не глядя под ноги, а только вглядываясь в оранжевый свет, чтобы не потерять.

Вскоре стало видно, что у костра и вправду сидят две фигуры. А через пару шагов под ногой Санька громко хрустнула ветка — и одна из фигур повернула в его сторону голову с раскидистыми рогами.

— Вот ломится, а! — голос Лешака привычно шумел в кронах деревьев и звучал в голове. — Хуже лося в гон. Пол-леса распугал.

— Да… — мужчина расплылся в счастливой улыбке, всё больше приближаясь к костру. Наконец-то вывалился на поляну. Оглядел сидящую у огня парочку, будто старых друзей. — Я вот… Гулял. Не спится что-то. И вот, пришёл…

— Это мы видим, — кивнул Лешак. — Ну садись, раз пришёл.

Митич подвинулся, освобождая место с краю поваленного дерева. Алекс сел.

Все молчали. Смотрели на вьющийся по веткам огонь, на пляшущие в воздухе искры, на тлеющие красным угли.

И вдруг мужчина бухнул — как на духу:

— Не хочу уезжать.

Лешак промолчал, только бросил веточку в середину костра.

А Митич сказал:

— Я бы на твоём месте тоже не хотел. Прости за прямоту, конечно, но ты им не нужен. Ни коллегам, ни семье. Да и не уважают они тебя. Вернёшься — так и будешь Саньком до конца. Пока жизнь в могилу не скатится.

Алекс вздохнул. Слова были резкие, но до боли правдивые. Чего обижаться на правду? Так всё и будет. Если он вернётся.

Помолчав, решился:

— А можно с вами остаться?

В воздухе повисла тишина. Алекс терпеливо ждал.

Наконец Лешак сказал:

— Остаться можно. Только захочешь ли? У нас туристических виз нет, чтобы туда-сюда кататься. Землячество — это навсегда.

— А… а что это? Как? — сбивчиво забормотал Алекс. В этот момент он чувствовал, что готов согласиться почти на всё, что предложат. Даже если велят в болоте утонуть — он не откажется сразу, подумает. Слишком уж обрыдла ему та жизнь, что ждала дома.

— Ритуал такой, — пояснил Митич. — Чтоб отвязать человека от места, где он родился, и привязать на другое. Станет этот лес тебе родиной, а ты станешь нам земляком. Вот только если Лешак привяжет — уже не развяжешь. И надолго уехать не сможешь.

— Так что, даже и домой можно будет съездить? — заметив, что его слова звучат двояко, Алекс торопливо пояснил: — В смысле, вещи забрать, деньги со сберкнижки снять. И сразу вернусь. Так можно?

— На несколько дней, — уточнил Митич. — Но через неделю чахнуть начнёшь, сюда тянуть будет.

— Да меня уже тянет! — с облегчением рассмеялся Алекс. Условия оказались даже более мягкие, чем он надеялся. Перспектива новой, совершенно другой жизни замаячила впереди, чувствуясь всё более реальной.

— Нужно время на подумать? — спросил Лешак.

— Нет, — уверенно ответил Алекс. — Я уже две недели думал. Не могу туда больше. Ни минуты не могу.

— Н-ну, раз решил, — Лешак поднялся с бревна, — отговаривать не буду.

Он отошёл от костра и встал так, чтобы впереди было свободное место. С приглашением указал Алексу.

— На спину ложись.

Мужчина подошёл. Опустился возле коренастых сучковатых ног. С колотящимся сердцем вытянулся на земле и зачем-то сложил руки на груди, как покойников в гроб кладут.

— Драматизировать необязательно, — хихикнул поодаль Митич.

А Лешак ничего не сказал. Он был серьёзен. Словно погружён в ответственное дело. И это настроение передавалось Алексу, который гадал, закрыть ли глаза или оставить так.

Закрывать было страшно. Поэтому он видел, как Лешак, вставший на колени рядом с ним, зачерпнул рукой-веткой землю и медленно, торжественно посыпал вдоль тела. Казалось, что он что-то бормочет, но в шуме леса было не разобрать. Ещё одна горсть земли. И ещё одна.

Алекс сам не заметил, как уже всё его тело было засыпано равномерным холмиком почвы — тяжёлой, глинисто-вяжущей, не пошевелиться. Следующую горсть Лешак высыпал на лицо, и Алексу пришлось зажмуриться. Вот теперь стало страшно. Его окружал густой запах свежевскопанной почвы и сосновой смолы с кислой ноткой ягод, вроде бы клюквы.

На лицо посыпалась очередная порция земли, она щекотно забралась в ноздри, и Алекс задышал испуганно, быстро и поверхностно, стараясь набрать воздуха, пока ещё можно. Как там говорят, «перед смертью не надышишься»? А надышаться хотелось. Алекс вдруг понял, что очень зря он согласился на всю эту авантюру… И сам ведь напросился, некого винить, кроме себя…

Неожиданно шершавая ветка вцепилась в его подбородок и потянула вниз, открывая рот. Алекс замычал, протестуя, — и в этот момент ему в открытый рот высыпали целую горсть земли. В сознании мужчины вспыхнул ужас, хотелось кричать и вырываться, но тело не слушалось,