Досыть - Сергей Николаевич Зеньков

(кивает на Сюльжину и Бадыкина, Гуласикову) Ни на минуту нельзя их оставить. То вечер поэзии устроят, то вернисаж живописи. (указывает на Сюльжину и Бадыкина) Живые картина в исполнении актёров больших и малых театров…

Сюльжина. (перебивает) Тьфу на тебя, Митька! И что ты за фрукт (закавыка такая)! Иди сюда… что скажу…

Коренной. Уж и пошуткавать нельзя.

Коренной и Сюльжина отходят к печке.

Сюльжина. (Коренному, суёт в руку Коренному деньги) Вот возьми за брикеты.

Коренной. (Сюльжиной) Не возьму. Чего это ты выдумала, баба Нина?… Не обижай меня, честное слово.

Сюльжина. (настойчиво Коренному) Ты целый день работал… Как так можно? Бери, говорю!

Коренной. Сказал не возьму — и точка! А ежели ты (как в прошлый раз) мне деньги в карман сунешь незаметно. То я те деньги (даю слово) пропью,… не доводи до греха, убери ассигнации!

(Отходит от Сюльжиной, садится за стол.)

Сюльжина. «Тьфу» на тебя три раза, Митя! Храни вас всех Господь, детки! Храни тебя Боженька, Митечка!

Гуласиков. (Коренному, деловито) Итак, продолжим начатый на крыльце разговор.

Коренной. (Гуласикову) Пустое.

Гуласиков. (Коренному) Как это «пустое»? Я не согласен…

Коренной. (Гуласикову) Хорошо. Давай начистоту… Если по правде рассуждать, что мы о той войне знаем…

Гуласиков. (Коренному) Как «что»? Очень даже много. Я который год из архива не выхожу…

Коренной. (перебивает, Гуласикову) Документы изучать в архиве — это замечательно. Документы — это само собой отражение фактов, но не более того. А ты по сути посмотри, по-человечески…

Гуласиков. (бойко) А по-человечески… мы всё тёплое время года на раскопках проводим…

Коренной. (Гуласикову, от души) Честь и хвала вам…

Гуласиков. Да не об том я, дядь Мить.

Коренной. (въедливо) Так и я не об том. Вот, к примеру, Антоновна… она — да! Она ту войну пережила — день за днём, час за часом, минуту за минутой. Она в войне этой великой существовала… Она есть и будет хоть и небольшой (крохотной) её частью. (бойко) А спроси ты её о той войне — молчит!!!

Сюльжина. (засуетилась) До чего же ты, Митечка, прилипчивым бываешь. Мне, когда война началась, всего семь годочков натикало… А что ребёнок может помнить?!

Коренной. Но ведь ты, баба Нина, непосредственный участник тех событий.

Сюльжина. Я, может, и участник, да не такой важный.

Коренной. (Сюльжиной) А что-нибудь можешь рассказать… случай какой-нибудь или историю?!

Сюльжина. (нервно) Я, Митечка, всё, что тогда было — забыла! Забыла и всё! А истории в книжках… Такой мой тебе ответ! (уходит за занавеску)

Коренной. (Бадыкину и Гуласикову) О, видали… Что и требовалось доказать. Дед мой Григорий Аксёныч (мамин отец) тоже так вот со мной разговаривал, когда я его о Великой Отечественной спрашивал. Воевал он, танкистом был, механиком — водителем, 4 экипажа сменил, 3 раза горел, контузии и ранения, вся грудь в орденах и медалях. А спросишь — молчит! Про экипажи, контузии, ранения и прочее… это я потом уже у бабушки Варвары (его супружницы) выведал. Но один случай я, ребята, запомнил навсегда. Мне тогда было лет десять. По телику «Три танкиста и собака» показывали…

Бадыкин. Польский фильм…

Коренной. (утвердительно кивает) Ага! Мы с сеструхой сидим в доме на диване и очередную серию смотрим. Мы такое кино ждали целый день, в программке красным карандашом помечали время, чтобы не пропустить…

Из-за занавески появляется Сюльжина. Стоит, слушает.

Бадыкин. Точно-точно! Фильмы и мультики на целую неделю…

Коренной. И тут дед с рыбалки пришел, сапоги снимает у порога, дождевик… А мы с Надюхой сидим и фильм смотрим. И далее дед ни с того ни с сего подходит и выключает телевизор из розетки. Я и малая в крик…

— Кино с приключениями, а ты…!!!

А дед посмотрел на нас… Я никогда у него такого взгляда не видел ни до ни после. Взял он телевизор за бока (марки «Рекорд») — и в сени, а там и на двор. Мы за ним… А во дворе дед телевизор тот над головой поднял и оземь — ГАХ! Мы стоим — ни живые ни мёртвые — шевельнуться боимся!

Бадыкин. (Гуласикову) Тогда телевизор это ого-го-го! Несметное сокровище!

Коренной. (Бадыкину) Не говори.

А дед:

— Я дам вам приключения! Сказки людям показывают, а война это…

Дед отвёл взор и пошел, как был, в носках, по меже в огороды. С той поры я этот фильм смотреть не могу. Как отрезало!

Сюльжина. (вдруг) Григорий Аксёнович — он такой был человек… Сидим за столом на вечёрках, песни и припевки поём, шутки опять же, танцульки под аккордеон, а он всё молчком — слова не услышишь. А мы (девчонки) хихикаем… А потом если поднимется с лавки, то тут или расцелует с любости, или бить будет смертным боем! Вы, хлопцы, ужинайте, а я пойду. Цыплят надо в сарай загнать. (уходит)

Коренной. (вслед Сюльжиной) Адью! Передавайте привет Её Императорскому Величеству императрице…

Коренной наполняет стопки.

Коренной. (поднимает стопку) Ну, будем, так сказать…

Все чокаются и выпивают. Далее закусывают.

Бадыкин. (Коренному) Дмитрий, скажите откровенно, почему вы хотите казаться хуже, чем есть?

Коренной. (Бадыкину) С чего это вы взяли, Алексей Иванович?

Бадыкин. (Коренному) Это видно невооружённым взглядом. И перестаньте называть меня по имени-отчеству. Я улавливаю в этом некую негативную иронию…

Коренной. (Бадыкину) Нет никакой иронии, Алексей Ива…

Бадыкин. (перебивает, Коренному) Этим самым вы, Дмитрий, отгораживаетесь, играете в прятки с собеседником. А я, в свою очередь, хочу услышать в словах ваших искренность.

Коренной. (Гуласикову, кивая на Бадыкина) Как на дворянском собрании глаголет.

Бадыкин. (Гуласикову) Ну, вот опять…

Гуласиков. (Коренному) Дядя Митя, в самом деле…

Коренной. (Бадыкину) Добре, Иваныч, не бери в голову… извини, если обидел. У меня иногда бывает… настрой такой, хандра славянская одолевает. Слыхал про такую? Значит, переходим на «ты» отныне и бесповоротно?

Бадыкин. (Коренному) Переходим.

Гуласиков. Давно надо было на «ты»! По маленькой за новый этап отношений (тянет руку к бутылке водки)

Коренной. (Гуласикову) Не гони коней, Родька. (не даёт Гуласикову взять бутылку) Тут я банкую. За столом знамо дело хорошо сидеть, снедь да чарка — аж у пузе жарко. (Бадыкину) Но я тебе, Иваныч, так скажу… Не тот брат, кто за столом хват, а тот друг, что тянул с тобою плуг. А самый лучший судия тут — время! Оно, знаешь… не ошибается!

Гуласиков. Недаром говорят: «Чтобы узнать человека, надо с ним пуд соли съесть».

Бадыкин. (Гуласикову) Люди, Родион, разные бывают. Вот ты говоришь: пуд соли надо съесть с человеком, чтобы