Печать Иуды - Джеймс Роллинс

Стефано мысленно представил себе печать с греческой буквой.

∑

Что это могло означать?

Он вошел в сырой, затхлый подвал, разделенный на тесные каменные камеры, потолок в которых был слишком низким, что не позволяло заключенным выпрямляться во весь рост. Здесь они мерзли зимой и умирали от жажды долгим венецианским летом, часто забытые всеми, кроме крыс.

Стефано включил маленький фонарик.

Этот нижний уровень «колодца» казался совершенно пустынным. Стефано углублялся все дальше, со страхом вслушиваясь в гулкое эхо своих собственных шагов, отражающееся от каменных стен, и ему мерещилось, будто его кто-то преследует. Грудь ему сдавил ужас. Он замедлил шаг. Неужели он опоздал? Стефано поймал себя на том, что стоит, затаив дыхание. Ему нестерпимо захотелось вернуться на солнечный свет, которого он еще несколько минут назад так старательно избегал.

Он застыл на месте, охваченный дрожью. И тут, словно почувствовав его колебания, в последней камере вспыхнул свет.

– Кто там? – испуганным шепотом промолвил Стефано.- Chi ela?[4]

Стук каблука по каменным плитам пола, затем тихий голос, говорящий по-итальянски с легким акцентом.

– Это я прислала вам записку, синьор Галло.

В коридор шагнула стройная фигура, сжимающая в руке маленький фонарик. Его яркий свет не позволил Стефано разобрать черты лица неизвестной, даже когда та опустила луч. Женщина была одета с ног до головы в черную обтягивающую кожу. Лицо ее скрывал платок, обмотанный вокруг головы в духе бедуинов. Открытыми оставались только глаза, горящие в свете фонарика. Незнакомка двигалась с неторопливым изяществом, которое помогло Стефано успокоить бешено колотящееся сердце.

Женщина появилась из теней подобно черной мадонне.

– Вы принесли реликвию? – спросила она.

– При… принес,- запинаясь, вымолвил Стефано, с опаской делая шаг вперед. Он протянул обелиск, освобождая его от мешковины.- Я больше не хочу иметь с ним никакого дела. Вы сказали, что можете доставить его в безопасное место.

– Могу.

Женщина знаком показала Стефано поставить обелиск на пол.

Присев на корточки, тот опустил мраморную реликвию из Древнего Египта на каменный пол, счастливый тем, что наконец избавился от нее. Обелиск, высеченный из черного мрамора, представлял собой заостренную пирамиду высотой сорок сантиметров, возвышающуюся на квадратном основании со стороной десять сантиметров.

Женщина опустилась на корточки рядом, покачиваясь на мысках черных сапог. Она провела лучом фонарика по матовой поверхности. Мрамор сильно потрескался от времени. В одном месте грань пирамиды пересекала длинная трещина. Понятно, почему реликвия оказалась надолго забыта.

Тем не менее ради нее была пролита кровь. И теперь Стефано знал почему.

Незнакомка протянула руку, отстраняя его фонарик. Затем щелкнула большим пальцем, переключая свой. Яркий белый свет потускнел, превращаясь в темно-багровый. У Стефано на брюках заискрились пылинки. Белые полоски ткани рубашки ослепительно вспыхнули.

Ультрафиолетовый свет.

Призрачное сияние выплеснулось на обелиск.

Стефано уже проделал то же самое, проверяя утверждение незнакомки и лично лицезрел чудо. Теперь он вместе с ней склонился к обелиску, изучая все его четыре грани.

Сейчас мраморная поверхность уже не была однообразно черной. На всех четырех гранях голубовато-белым сиянием проступили строчки таинственных символов. Это были не иероглифы. Таким письмом пользовались предшественники древних египтян.

Голос Стефано помимо воли наполнился благоговейным трепетом:

– Неужели это действительно язык самих…

У него за спиной прозвучал шепот, отразившийся от низких сводов. Послышался шум мелких камешков, скатившихся по черной лестнице.

Стефано в ужасе повернулся, чувствуя, как в жилах стынет кровь. Он узнал спокойный, четкий голос, прозвучавший в темноте.

Египтянин.

Их обнаружили.

Вероятно, почувствовав то же самое, женщина щелкнула выключателем, гася ультрафиолетовый свет. Все вокруг погрузилось в полный мрак.

Стефано поднял луч своего фонарика, надеясь обрести надежду в лице черной мадонны. Вместо этого он увидел в руке у женщины черный пистолет с навинченным на дуло длинным глушителем, направленный ему в лицо. Стефано сразу все понял, и его охватило отчаяние. Его снова провели.

– Grazie, Stefano[5].

В тесный промежуток времени между резким кашлем пистолета и вырвавшейся из дула вспышкой пламени успела втиснуться только одна мысль:

«Мария, прости меня…»

3 июля, 13 часов 16 минут

Ватикан

Монсиньор Вигор Верона крайне неохотно поднялся по лестнице. Его терзали стоящие в памяти образы пламени и дыма. Да и сердце уже было слишком тяжелым для такого долгого подъема. Вигор чувствовал себя на целых десять лет старше своих шестидесяти. Остановившись на лестничной площадке, он задрал голову вверх, рукой поддерживая себя за поясницу.

Там, дальше, винтовая лестница превращалась в плотный лабиринт строительных лесов. Понимая, что это скверная примета, Вигор поднырнул под помостом маляра и стал подниматься выше, по лестнице, ведущей на самый верх Башни ветров.

От обжигающих паров свежей краски у него на глазах выступили слезы. Однако вторгались и другие запахи, призраки прошлого, которое ему хотелось забыть.

Обугленная плоть, едкий дым, раскаленный пепел.

Два года назад взрыв вызвал пожар, превративший башню в пылающий факел в самом сердце Ватикана. Но вот после долгих трудов к ней возвращалось ее былое величие. Вигор с нетерпением ждал, когда в следующем месяце башня вновь будет открыта для посетителей. Торжественную ленточку предстоит разрезать самому кардиналу.

Но в первую очередь ему хотелось раз и навсегда покончить с прошлым.

Даже знаменитая Комната меридиана на самом верху башни, в которой Галилео Галилей пытался доказать, что Земля вращается вокруг Солнца, была уже почти полностью восстановлена. Потребовалось полтора года напряженных работ двух десятков художников-реставраторов и историков, чтобы отвоевать от пепла и копоти фрески, украшающие стены и потолок комнаты.

Если бы кистью и краской можно было исправить не только фрески…

Став новым префектом Тайного архива Ватикана, Вигор узнал, сколько сокровищ оказались безвозвратно утеряны, погибнув в огне, дыму и воде. Тысячи древних книг, иллюстрированных текстов и архивных реестров – пергаментных и бумажных листов в кожаном переплете. На протяжении прошлого столетия помещения башни использовались для хранения избытков, которые уже не помещались в главном хранилище архива, укрытом глубоко под землей.