Кошмар из прошлого - Катерина Маркс

же пыталась сопротивляться ногами. Но уже через мгновение он навалился на меня еще больше.

Коленом парень надавил мне между ляшек и заставил развести ноги. В это время его вторая рука переместилась и жадно лапала мое тело. Он впивался пальцами в талию, сжимал бедра до синяков и выкручивал соски, торчащие из-под ткани платья. Я упиралась и вскрикивала, когда его движения в очередной раз приносили боль. Сопротивляться и дышать становилось все сложнее. Парень вошел в раж и прижимал меня к стене с огромной силой.

Я отчаянно вырывалась, но мой противник явно был сильнее. Антон попытался спустить мое платье вниз и оголить грудь. Но сопротивление и неподдающийся наряд привели к тому, что он просто дернул за вырез и разорвал одежду на мне. Лямка теперь бессмысленно болталась на плече, а красная ткань не прикрывала верхнюю часть тела.

Воробьев плотоядно облизнулся, когда моя грудь предстала перед ним во всей красе. Такого унижения и бессилия я давно не испытывала. Слезы уже градом лились по щекам, превращаясь в неконтролируемые реки. Я закричала, но мужская рука тут же заткнула мой рот. Я скулила как можно громче, надеясь, что хоть кто-то меня услышит и поможет мне. Но никто так и не появлялся.

Тем временем Воробьев уже во всю наслаждался моей грудью. Он развлекался по полной. Лизал ее, засасывал кожу, доставляя болезненные ощущения и оставляя ярко фиолетовые следы. Кусал соски, причем делал это со всей силы, намеренно стискивая зубы. Я отчаянно стонала и сопротивлялась из последних сил.

Воробьев одним рывком перевернул меня и прижал лицом к стене. Холодная кафельная плитка соприкасалась с саднящей кожей тела. Антон уперся рукой мне в затылок, намотав часть волос так, что я не могла оторвать лицо от стены. Второй рукой он еще сильнее вывернул мне руки назад. В плечах неприятно хрустнуло, и я почувствовала резкую боль справа. Скорее всего мне вывихнули плечо. Но эта боль была не так страшна, как осознание того, что со мной сейчас сделают.

Когда тебя используют против воли первый раз тебе страшно от самого этого факта. Ты не знаешь, чего ожидать и рисуешь в своей голове ужасающие картинки. Когда тебя используют второй раз, ты уже примерно представляешь картину происходящего, но все еще не готова смириться с этим. Ты все еще боишься. Дальше тебе страшно уже от того, что ты знаешь, что тебя ждет.

Я знала. Я понимала, что сейчас происходит, и представляла, что будет дальше. Осознание собственной ничтожности и неспособности освободиться вновь поселилось внутри. Эти чувства втаптывают тебя в грязь и дарят ощущение грязи на твоей коже. Сколько бы раз ты не мылась потом, они все равно останутся.

Антон на некоторое время отпустил мои волосы и принялся расстегивать ширинку на джинсах. Он дрожжал от нетерпения и разрывающего его член желания трахнуть меня. Я слышала, как тяжело и часто он дышал.

Парень задрал мое платье, точнее все, что от него осталось, и попытался сорвать трусики. Он дернул один раз, но ткань лишь немного затрещала. Второй раз у него получилось немного разорвать мое белье, правда не с краю, а посередине, где шло тонкое кружево. Антон дернул третий раз, но снова не смог. Не смотря на происходящее меня это очень позабавило и я истерично прыснула от смеха.

— Блядь! — он выругался, но не сдался, и попытался стащить трусики вниз.

В этот момент в дверь начали ломиться. Не просто вежливо стучать, а именно выносить ее.

Удар, второй, третий и дверь поддалась. Защелка замка с грохотом отлетела на пол, а следом за ней и куски дверного полотна..

Антон все это время не шевелился, как завороженный наблюдая за происходящим. Он даже перестал дышать. Я думала, что в такие моменты насильники должны паниковать, пытаться одеться или сбежать, но, как показал сегодняшний день, не все…

Влад и еще два парня застали нас в последней, скрученной из меня Воробьевым, позе. Антон все еще крепко держал мою голову прижатой к стене и заламывал руки за спину. Боль от его действий только усиливалась с каждой секундой. Мое платье теперь просто болталось на талии словно кусок тряпки, так как в процессе уже обе лямки были порваны.

Антон, наконец, понял, что сейчас произошло. Он в спешке убрал руки от меня и принялся поправлять свои штаны. Никогда не видела, чтобы мужчина так быстро засунул свой член обратно в ширинку и поднял руки.

— Парни, парни, я все объясню, — истерично улыбаясь и держа руки над головой тараторил Антон.

Этот ублюдок не боялся ментов или учителей, он всегда выходил чистым из воды при любом раскладе. Его родители всегда могли и договаривались о мирном и быстром решении вопросов.

Но, несмотря на надежный тыл, Воробьев никак не мог противостоять нескольким качкам. На его лице отразилась тень испуга и растерянности. Сейчас он в какой-то степени находился на моем месте. Его окружили и загнали в угол, бежать некуда и никто не поможет…

Воробьев улыбнулся и открыл рот, но не успел ничего сказать. Влад с размаху ударил его в челюсть, потом еще раз и еще. Хруст костной ткани и брызги крови наполнили комнату.

Только тогда я очнулась и просто сползла по стене вниз словно безжизненное тело. Мне было так плохо и страшно, что я свернулась калачиком прямо на грязном, холодном полу. Слезы медленно стекали из глаз и еще больше размазывали мой макияж. В ушах звучал сплошной шум, ни одного отдельного слова или звука, сплошной белый шум…Я словно во сне наблюдала за тем, как два незнакомых парня оттаскивают Влада от Антона, уже лежащего на полу. Лицо Воробьева было больше похоже на отбивную, чем на прежнюю смазливую мордашку. Парни едва сумели их разнять, точнее оттащить Соколова. Он разошелся не на шутку и врезал пару раз еще и своему другу, пока тот пытался его успокоить. Антон корчился на полу и пытался вытереть кровь с глаз, чтобы хоть что-то видеть.

— Влад, брат, хорош, мы с ним сами дальше разберемся, — они все еще вдвоем держали разъяренного Соколова. Это им давалось с большим трудом.

Влад несколько раз громко втянул носом воздух, затем кивнул и его отпустили. Он потер лицо руками и только потом посмотрел на меня. Я смотрела с пола в ответ. Силуэт парня постепенно становился размытым от слез, что уже застилали мне глаза. Однако я навсегда запомню ту боль, что отразилась на его лице, когда он смотрел на меня.