Со стыда провалиться - Робби Робертсон

— Ну, ты же сам видел.

— Видел что?

— Я напился. Я был пьян, когда приехал к тебе. Я был пьян в индийском ресторане и потом, когда читал стихи. Я заблевал весь туалет в твоем магазине — мне пришлось пробираться через публику; ты не мог не обратить на это внимания.

— Нуда, один раз ты вышел в сортир. Я не знал, что тебе стало плохо.

— Не знал… Погоди-ка, я же заснул прямо на сцене, так ведь?

— Правда? Разве что на пару секунд. Я и не заметил.

— Ты не заметил и того, что я нажрался, как последняя скотина?

— Вовсе нет. Ты умеешь пить, ничего не скажешь.

Чудо. Настоящее чудо. Чем больше уверяет меня Алан, тем лучше мне становится: пульсирующая головная боль отступает, и черная желчь внутри понемногу растворяется. Признан невиновным. Хотя минуточку — а как же вечеринка?

— Алан, когда мы вернулись к тебе… Я отрывался на всю катушку… так?

— Да, неплохо проводил время. Немного потанцевал. Впрочем, мы все танцевали.

— А потом?

— Потом?.. Ничего особенного. Наверное, пошел спать.

Алан расплачивается, провожает меня на автобусный вокзал и машет рукой на прощание. Я машу в ответ. Я постепенно прихожу к выводу, что пьяные люди иногда выглядят, держатся и ведут себя лучше, чем им кажется. Я мужественно переношу поездку в автобусе и приползаю домой, где меня — само собой — опять тошнит, но на этот раз я выдаю всего лишь слабую «икоту со всхлипом».

Проходит неделя. Я сижу в «Столпах Геркулеса» вместе с Иэном Хэмилтоном. Мы потягиваем вино и делимся последними новостями. Он просит меня написать рецензию на сборник стихов. Я отвечаю, что терпеть не могу «шедевры» этого поэта. Разумеется, говорит Иэн. Я упоминаю, en passant[7], что на прошлой неделе участвовал в поэтических чтениях в книжном магазине Алана Хэнкокса. «Я знаю», — кивает Иэн. Его брови слегка ползут вверх, а на лице появляется кривая ухмылка. Внезапно ко мне опять возвращается и нестерпимая головная боль, и черная желчь.

— Продолжай, — говорю я.

— Я звонил Алану, и он сказал, что ты там был.

— А что еще он говорил?

— В подробностях? — хихикает Иэн и, передразнивая голос Алана в телефонной трубке, выдает: — Ты себе не представляешь! Дэвид Харсент напился в стельку! Он едва стоял на ногах, молол всякую чушь, свалил из ресторана, не расплатившись, проспал чуть ли не все выступление, храпел, как сапожник, блевал так, что в туалете сотрясались стены, подписывал книги сикось-накось, постоянно посылал читателей в задницу, скакал по моей гостиной, как накачавшийся стимуляторами кенгуру, приставал ко всем девицам…

Любое книжное мероприятие, которое начинается с инцидента, сопряженного с риском для жизни, непременно следует отменить. Этот урок я накрепко усвоил несколько лет назад, когда по какой-то необъяснимой причине согласился провести встречу с читателями в книжной лавке одного маленького арканзасского городка. Чтобы туда добраться, мне сперва пришлось долететь до Мемфиса на крохотном винтовом самолетике местных авиалиний, в общем-то не предназначенном для полетов на малой высоте в сильную грозу. Из-за жуткой болтанки наушники плеера вывалились у меня из ушей как раз в тот момент, когда необъятных размеров толстуха в соседнем кресле во все горло начала распевать библейские псалмы. Полет был таким отвратительным, что после жесткой, но долгожданной посадки пилот не успокоился, пока не принес личных извинений каждому из пассажиров.

Вместо того чтобы прямиком двинуть в ближайший бар, я как последний идиот взял напрокат машину и в самый дождь потащился на ней в книжный магазин. Этот этап путешествия тоже не обошелся без сюрприза: здоровенный тягач с прицепом примерно с милю полз впереди меня, потом опрокинулся и успешно перегородил трассу в обоих направлениях. В эту минуту любой здравомыслящий человек уже смекнул бы, что Господь посылает ему предостережение; я же вознамерился продавать книги. На приличной скорости я беспечно съехал с шоссе, обогнул покореженный тягач и покатил вперед, наперекор дрянной погоде.

Здесь я должен сделать отступление и упомянуть одну важную вещь, которой я легкомысленно не придал значения. За несколько месяцев до этого, после того как я согласился включить Арканзас в маршрут своего тура, меня со всей серьезностью спросили, не хочу ли я быть почетным судьей в популярном местном конкурсе на лучший рецепт соуса чили; конкурс этот, по счастливому совпадению, будет проходить как раз в день моего приезда в городском торговом центре, там же, где находится книжная лавка. Я ответил отказом, сославшись на проблемы с желудком. Оглядываясь назад, я понимаю, что просто обязан был усмотреть в этом перченом приглашении дурной знак и немедленно отменить встречу.

Отыскав наконец книжный магазин, я обнаружил, что в нем стоит тишина, будто в морге, и примерно так же, как в этом заведении, отсутствует всякая жизнь. Я предпочел объяснить это проливным дождем и явными признаками надвигающегося урагана, а вовсе не недостатком интереса к моим произведениям. Хозяйка магазина, миловидная и любезная женщина, заверила меня, что поклонники моего творчества толпами повалят в лавку, как только позволит погода.

Я убивал время — а оно тянется в Арканзасе страшно медленно, можете мне поверить, — болтая с продавцами, один из которых обмолвился, что одновременно с моим выступлением запланирован не только кулинарный конкурс, но и ежегодный футбольный матч между университетскими командами двух штатов — арканзасскими «Полосатиками» и, если не ошибаюсь, «Пронырами» из Оклахомы. Короткая прогулка по торговому центру подтвердила печальный факт: чуть ли не каждый посетитель был вооружен плошкой с соусом чили и портативным радиоприемником, настроенным на трансляцию матча. Предполагалось, что в перерыве после первого тайма репортер местной радиостанции возьмет у меня интервью, но его, очевидно, так увлекла игра, что он об этом позабыл.

Я поплелся обратно в книжную лавку и принялся терпеливо ждать, пока кто-нибудь — ну хоть один человек! — зайдет с парадного входа. В конце концов хозяйка магазинчика предложила мне воспользоваться «затишьем» и оставить автограф на одном из складных деревянных стульев, расставленных для ожидаемой толпы моих поклонников. За годы своей писательской карьеры мне доводилось расписываться на постерах, фотографиях, автомобильных наклейках и даже на груди молодой женщины, однако меня еще ни разу не просили подписать дешевую садовую мебель. Хозяйка пояснила, что в ее магазине так заведено, и в подтверждение своих слов продемонстрировала мне составленные в ряд стулья с автографами приезжавших писателей, самым знаменитым из которых оказался Джон Гришэм. Я, естественно, тут же вытащил ручку и поставил размашистую подпись.