Русская война 1854. Книга третья - Антон Дмитриевич Емельянов

из случившегося урок. Американские стрелки, что так беспокоили ваши войска, стали толчком к развитию более дальнобойного и точного оружия, которое в эту войну принесло вам немало преимуществ. А главное, вы придумали способ, как делать страну колонией, не объявляя ее колонией фактически. Действительно, зачем громкие слова, если с помощью торговли можно получить все, на что раньше приходилось тратить порох и ядра. Торговые правила и свободы стали синонимом интересов Англии, и на мой взгляд, это великолепное достижение. Тупиковое, но все же великолепное.

— Постойте, — Кардиган подобрался. — Вы странно ведете разговор. Сначала рассказываете мне, как мы хороши, а потом разбиваете свои же аргументы. И теперь я, какую бы позицию ни выбрал, окажусь на вашей стороне. Этому учат в российских дипломатических школах?

Хотел бы я сказать, что этому учат в курилке, но… не будем травмировать тонкую аристократическую психику.

— Лорд…

— Можете звать меня Джеймс, — неожиданно Кардиган показал себя с другой стороны. Не утонченным английским джентльменом, который посматривает на всех свысока, а своим парнем.

— Можете звать меня Григорий, и… То, что сейчас сделали вы, этому учат в английском дипломатическом корпусе? Сначала снисходить до собеседника, а потом неожиданно признать его равным — и все, тот считает вас хорошим парнем.

Лорд Кардиган несколько долгих мгновений смотрел на меня, а потом неожиданно рассмеялся. Как будто даже искренне.

— Никогда не смотрел так на труд своих воспитателей, Григорий. Но в ваших словах что-то есть. Кажется, мы оба смогли уколоть друг друга, можно снова переходить к делу, — я кивнул в ответ. — Тогда что вы имели в виду, говоря про тупик?

Кардиган вернулся к зацепившей его теме. Лорд… Что с него взять. Первым признал ошибку, не стесняется показать, что ему интересно. Кто-то принял бы это за слабость и наивность, а на мой взгляд… Выглядит как проявление действительно сильного характера.

— Давайте назовем ту политику, к которой сейчас склоняется Британия, неоколониализмом, — предложил я знакомый термин. — Свои тринадцать штатов вы все же упустили, ну или еще упустите, если те не остановят свое расширение на запад… Но всем остальным британский лев раз за разом напоминает, что его зубы и когти остры. Это позиция силы, которая принесет вам успех, и полмира склонится перед мощью единой короны.

— И Россия?

— Россия — нет, у нас свой путь, — я покачал головой. — Так вот вы создадите империю, но насколько она будет живуча? Это ведь не объединение, когда, как у нас, окраины становятся частью центра с равными правами — процесс, в результате которого все человечество могло бы стать чем-то целым. Как было до Вавилона и его башни.

Сам не знаю, откуда вылезло библейское сравнение. Похоже, шутки местной памяти, но лорд Кардиган лишь кивнул, принимая это как серьезный аргумент.

— Что же делает Британия? Вы создаете систему, в которой получаете все, пока находитесь на вершине. Но что будет, если вы покинете это место? Если его займет кто-то другой? Из-за его силы или вашей ошибки, неважно. Простит ли он бывшего лидера или постарается затолкать пониже, чтобы вы никогда больше не смогли подняться?

— Я понимаю риски, но в пути монархии по сравнению с республикой их не меньше.

— А я и не говорю про монархию. Моя речь о том, что стоит выше форм правления, о том, что мы еще, наверно, до конца не понимаем.

— Вы — социалист?

— Постойте, Джеймс, — я поднял руки, — давайте не будем вешать друг на друга ярлыки. В смысле ставить канцелярские штампы, как на какие-то типовые бумажки… С одной стороны, мне нравится общественная справедливость социализма, но я говорю про вещи, которые гораздо важнее. Про миссию всего человечества. Остаться в том котле разных языков или же попробовать преодолеть данное нам богом наказание.

— То есть вы, Григорий, считаете, что Россия лучше Британии, потому что объединяет народы, а мы создаем систему, где это объединение не нужно? Никогда не смотрел на этот вопрос с точки зрения Библии.

Лорд Кардиган попросил пару минут помолчать и подумать, я не стал ему мешать. Вот уж неожиданный разговор у нас получился. Когда начинал его, точно не думал, что мы закончим Ветхим заветом. Насколько я сам готов поверить в этот случайно родившийся образ? И случайно ли?..

— Григорий, мне пока нечего ответить на ваши слова, — наконец англичанин заговорил. — Но я буду думать над ними и передам их своим друзьям в Лондоне. А пока… Хотелось бы вернуться к нашей ситуации. Возможно, вы слышали о моем положении?

Я покачал головой, и лорд Джеймс, 7-й граф Кардиган рассказал, как после Балаклавы на него обрушилась всеобщая критика. Лукан и Раглан попытались свалить на него неправильную интерпретацию приказа и вину за потери. Бывшие друзья предали. Так, полковник Калторп принялся рассказывать, что Кардиган выжил только потому, что сбежал с поля боя. Лорд Пейджет из 4-го гусарского подтвердил, что не видел командира во время общего отступления, а Уильям Паулет и вовсе заявил, что тот на всей скорости пронесся перед ним в тыл[2].

— Причем последний служит в свите Лукана и лично даже ни разу не обнажил свое оружие, — Кардиган сжал зубы.

— Если для вас это важно, — заметил я, — то я слышал историю о прорыве легкой кавалерии с нашей стороны. На самом деле там ничего невероятного… Леон Радзивилл узнал вас в лицо и приказал не убивать, а постараться взять в плен. Собственно, причина того, что вы живы — это ваш чин, но никак не ваша трусость. И то, что в итоге вам удалось пробиться назад, я бы считал показателем вашей храбрости и мастерства.

— Мне об этом не рассказывали, — Кардиган расслабился. — Спасибо, Григорий, что помогли сохранить веру в себя. Наверно, если бы не вы, я бы поддался давлению и вернулся в Лондон, но… Ваша храбрость, ваши изобретения, а теперь вот этот рассказ — все вместе это помогло мне принять решение.

— Какое? — осторожно уточнил я.