Давай ограбим банк - Елизавета Бута

— Как вы, ребята, с вами все в порядке? — К нам навстречу бежит молодой человек в обычной форме полицейского, безо всяких бронежилетов, но с очень перепуганным лицом.

Микки смотрит на меня, приседает и берет на руки.

— Все нормально, — говорит он.

— Что с девушкой? — с подозрением косится на меня полицейский. Если я сейчас заору, то Микки выстрелит. Не убьет, но покалечит. А если я буду молчать? Он отпустит меня? Или прибьет где-нибудь в подворотне?

— Он ударил ее, — поясняет Микки. — Парень настоящий зверь.

— Да, мне так жаль… — бормочет полицейский.

В этот момент в моем кармане начинает играть мелодия звонка. «Hello. I love you. Tell me your name»… Она так не соответствует ситуации, что буквально разрезает атмосферу.

— Это кто это тебе звонит, детка? — с холодной яростью в голосе спрашивает Микки. Воздух так наэлектризован, что кажется, сейчас я увижу искры.

— Ладно, пойду остальным помогу, — бормочет полицейский, желая побыстрее оставить нас наедине. На его лице буквально написано: «Милые бранятся, только тешатся».

— Ребят, а он с вами? — окликает нас полицейский, указывая на сына Али.

— С нами, — кивает Микки и панибратски хлопает подростка по спине. — Ганс, ко мне.

Мальчик повинуется и догоняет нас.

— Я тебе не собака, — шипит парень ему.

— Готов поспорить, что ты даже не Ганс, — шипит в ответ Микки. — У тебя есть машина? — этот вопрос адресован ко мне.

— Нет. Только у Анкеля, — отвечаю я.

— Того парня? Черт…

— У меня есть ключи от машины отца, — говорит мальчик.

Микки ставит меня на землю. Я тут же поворачиваюсь, чтобы побежать к полицейским, но парень быстро заламывает мне руку. Замечаю подозрительный взгляд заботливого полицейского. Заметив меня, он стыдливо отворачивается. Ну конечно, сама виновата. Ненавижу The Doors. И Моррисона ненавижу. Последний шанс. Я пытаюсь заорать.

— Помо… — Микки зажимает мне рот. Ненавижу Моррисона. Если бы не он…

Сын Али протягивает брелок с болтающимся значком «Мерседес». Микки выхватывает у него ключи.

— Считай, что мы взяли ее напрокат, — бросает он.

— Да считайте, что купили ее, — хмыкает мальчик, поправляя лямку рюкзака.

— Которая? — спрашивает Микки. Мальчик указывает на старенький «Форд» допотопного года издания.

— На нем погони не устроить, — предупреждает мальчик.

— Кто тебе сказал? Ты «Гарри Поттера» читал? — спрашивает Микки.

— Не, я сказки не люблю, — хмыкает сын Али. Микки убирает ладонь от моего рта.

— А зря… — закашливаюсь я. Кажется, запах его липких, грязных ладоней будет преследовать меня до конца жизни. Микки поворачивается ко мне и хмыкает. Сын Али наблюдает за тем, как старенький «форд» трогается с места. Вдалеке вижу Анкеля, который о чем-то говорит с полицейскими.

Машина отчаянно фыркает, но заводится, и отделение банка вскоре скрывается из вида. Спустя минут десять я решаюсь сказать:

— Послушай, ты же уже сбежал, я тебе больше не нужна, высади меня где-нибудь, я ничего никому не скажу… — Уже договаривая фразу, понимаю, что меня никто высаживать не собирается. Микки загнанно смотрит на меня, но тут у него начинает звонить телефон. Он тут же вздрагивает, как от удара током.

— Да, — он зажимает мне рот рукой и сосредоточенно слушает то, что сейчас ему говорят. — Да, я решил. Готовьте ее к операции. Нет, вы не поняли. Я решил, и вы готовите ее.

За окном уже минут двадцать как город сменился лесом. Микки продолжает тупо пялиться на дорогу. Он так крепко сжимает руль, что кажется, от этого зависит его жизнь. Кондиционер не работает. По его тонкой белой коже стекают капли пота. Не знаю почему, но мне становится его жалко.

— Так ты дочь главврача? — спрашивает Микки. Оказывается, он слушал радио. По его виду было непонятно, слышит он сейчас хоть что-нибудь или нет.

— Дочь, — утвердительно киваю я.

— Иногда даже мне везет, — усмехается он.

— Не поняла.

— Теперь Бонни точно сделают операцию. Пока ты у меня, они будут пытаться спасти ей жизнь.

— Бонни — пациентка больницы отца? — спрашиваю я. Микки кивает. — Отец за всех пациентов одинаково борется.

— Если бы так было, я бы не грабил банк. Даже банка этого там бы не было, — мрачно говорит он.

Он не собирается меня отпускать. Ни сейчас, ни когда-либо. Я ему буду нужна, пока жива его сестра. А потом он меня убьет. Что я наделала? Что я наделала…

Верена

Прошло несколько часов с того момента, как захлопнулась крышка бункера. Я знала, что это произойдет. Еще в тот самый момент, когда села в автобус, знала. В свой самый первый автобус, полтора года назад. Тут нет часов, поэтому сложно сказать, сколько прошло времени с того момента, как послышался этот страшный стук крышки ящика. В конце концов, любая жизнь рано или поздно заканчивается этим звуком. Вопрос лишь в том, что ты потом будешь вспоминать. Лично мне — нечего. Этот звук раздался слишком рано. Хотя, наверное, все так думают, независимо от возраста.

Несколько часов назад у меня были жених и отличные перспективы на будущее. Еще двенадцать часов назад я ехала из Барселоны в Берлин, слушала Керуака и думала о том, как пуста и тщетна моя жизнь. Верните мне мою пустую, тщетную, никчемную, самую лучшую в мире жизнь! Она меня вполне устраивает.

Здесь очень холодно и темно. Я зажмуриваюсь — и калейдоскоп событий последних нескольких часов вновь предстает перед глазами. Когда меня запихнули в машину, я почему-то подумала, что это очень дешевый боевик. Такой, знаете, треш-комедия про зомби. Люблю такое кино. Еще раньше любила кино про маньяков. Больше не люблю. Верните мне мою жизнь! Пожалуйста…

Медленно вдыхаю ледяной воздух. Однажды, когда я только поступила в колледж, мне сказали: если не знаешь, что делать, улыбайся. Это всегда раздражает. Я долго следовала этому совету, он реально помогал. А потом я перестала улыбаться. Вообще. Ну, знаете, чтобы никого не раздражать.