Зов морской раковины - Зое Дженни

– Кто это? – нетерпеливо спросила мама. Я услышала свой голос, назвавший мое имя и объяснивший, что я хочу навестить ее. Мне самой это показалось дерзостью, равносильной тому, как если бы я обратилась к совершенно постороннему человеку с просьбой о каком-то благодеянии, и я уже испугалась, что услышу отбой, как вдруг в трубке раздался смех, долгий смех, который все не хотел прекращаться.

– Мне звонит моя дочь и спрашивает, можно ли ей меня навестить?

Она сказала это таким тоном, словно считала меня заторможенной, и я объяснила, что спустя двенадцать лет не хотела свалиться как снег на голову, но она опять рассмеялась из-за этих двенадцати лет и несколько раз переспросила, действительно ли прошло уже столько времени. В конце концов она уверила меня, что двери ее дома всегда для меня открыты. Я вернулась в свою комнату и стала укладывать вещи.

Вот уже несколько часов я борюсь со сном. Переключаю телевизор на фильмы со стрельбой и криками, лишь бы этот шум прогнал сон. Не хочу пропустить, когда вернется Люси. Меня не покидает чувство, будто что-то еще должно произойти.

Не помню, сколько детективов я сегодня уже пересмотрела. В них то и дело душат женщин в постели и убивают мужчин в подземных гаражах.

По быстро приближающимся шагам и легкому стуку каблуков по асфальту я узнаю Люси. Отключаю звук и прислушиваюсь к тому, как она останавливается перед входной дверью и ищет в сумочке ключи. Она поднимается по лестнице, мне слышится подавленный зевок, она открывает дверь в свою комнату и снова закрывает ее, тихонько притворив, будто боится кого-то разбудить. «Должна же она была увидеть мерцание телевизора! Она сейчас выйдет», – думаю я, прохожу на кухню и специально как можно громче, чтобы Люси слышала, ставлю на стол стакан. Чтобы пройти в ванную, ей нужно будет зайти на кухню, и, лишь бы чем-нибудь заняться, я вытираю тряпкой кухонный стол, ожидая, когда же она наконец придет. Чем дольше я жду, тем более чужой кажется мне собственная рука, проводящая по столу тряпкой. Смешно ждать человека, который не придет. Через некоторое время я понимаю, что Люси не придет и ни о чем не расскажет, потому что она уже спит и видит десятый сон.

Собака, продолжая лаять, приближается ко мне, но мои ноги словно приросли к земле. Капли пота выступили на лице, обрамляя его тонкой линией. Чуть не свернув шею, я пытаюсь заглянуть в пасть собаки. Слюна блестит на ее розовых деснах и острых клыках, которые с каждой секундой становятся все ближе и увеличиваются, будто вырастают. Я хочу отогнать ее и кричу. Собака уже прямо передо мной, готовая к прыжку. Обезумев от страха, я вытягиваю руки, хватаю ее одной рукой за нижнюю челюсть, другой – за верхнюю и раздираю изо всех сил собачью пасть, – раздается звук, напоминающий хруст черствого хлеба, когда его разламывают пополам. Хруст ломающейся собачьей челюсти все еще стоит у меня в ушах, когда я постепенно, капля за каплей, просачиваюсь из вязкой массы сна обратно в постель. Я лежу без движения, как пустой сосуд, медленно наполняясь воспоминанием о том, где я нахожусь. Простыня сбилась в комок и съехала к ногам. В приятном изнеможении, наступающем всегда, когда в кошмарном сне удается спасти свою жизнь, я смотрю в потолок. Улыбаюсь, потому что под окном и в самом деле раздается собачий лай. Пустячный, безобидный лай.

В последнее время я почти ничего не могла есть, и потому живот втянулся, получилась впадина, с обеих сторон которой, как подпорки, выступают кости. Из приоткрытого окна дует теплый ветер, я закрываю глаза, пытаясь забыться спокойным сном без сновидений, но отбойные молотки, в этот самый момент въедающиеся в землю в соседней деревне, гонят меня из постели.

На лестнице пахнет лимонным шампунем Люси.

Через открытую дверь я заглядываю в ванную. Люси с подобранными волосами сидит в облаке пара; она молча указывает мне на стул, со спинки которого свисает одежда.

– Ты вечером будешь дома? – спрашиваю я.

– Нет, Йо, извини. У меня встреча.

Она трет губкой согнутую ногу. В этом движении есть что-то неестественное, и я перевожу взгляд на гель для душа, стоящий на краю ванны.

– Послушай, Йо, – ее голос звучит резко, – я не собираюсь те тридцать лет, которые, быть может, еще отпущены мне, разыгрывать бедную вдову. Я тебе уже сказала, что покончила со всей этой историей.

Она хочет заглянуть мне в глаза, но я все смотрю на гель для душа, приковав взгляд к слову «Робертс».

Она говорит, будто рассказывает историю, не имеющую к ней никакого отношения.

– Ты приехала сюда, чтобы повидаться со мной. Кто знал, что скоро Алоис попадет в эту ужасную аварию. Я была на пределе. Ты все видела и хотела мне помочь. Но мне не нужна твоя помощь, понимаешь?

Люси обеими руками резко выжимает губку.

– Мне что, по-твоему, нужно было бросить тебя и уйти? – накидываюсь я на нее.

Но она уже не слушает. Быстрым движением задергивает шторку и включает кран.

Так и не позавтракав, я выхожу из дома. Асфальтированная дорога ведет от деревни до близлежащего леса, она проходит мимо кафе и автостоянки, которая значительно больше площадки для мини-гольфа позади нее. Кафе закрыто, еще ни разу мне не довелось здесь кого-нибудь повстречать. Из-под облупившейся краски на дорожках для мини-гольфа проглядывает бетон. Узкая тропинка ведет от стоянки в лес. Из кустов, как разноцветные облака пыли, выпархивают бабочки; мошки лезут прямо в лицо, садятся на голые руки, и я прихлопываю их ладонью. С обеих сторон к тропинке склонились растения, их стебли лезут во все стороны, так и норовя задушить друг друга. Верхушки буйно разросшихся деревьев застилают небо. От благоухания цветов воздух тяжелый и приторно-сладкий, легкая тошнота подступает к горлу, когда я карабкаюсь по крутому склону на скалу. Оттуда я смотрю вниз на реку, струящуюся по скале во впадину размером с ванну. Через расщелину в каменной ванне вода стекает метров на восемь в более широкое русло. Я сажусь на плоский камень, снимаю туфли и опускаю ноги в каменную ванну. Пальцами разгоняю головастиков, орды черных пятнышек, облепивших стенки ванны. Осторожно наклоняюсь, чтобы увидеть, как вода ярким лучом падает вниз. Этот луч из отшлифованного хрусталя с грохотом разбивается на множество блестящих осколков. Я ложусь на нагретый солнцем камень. «Остаться бы здесь, – думаю я, – и превратиться бы в камень. Поначалу шумные прохожие, может, будут забредать сюда и опускаться в эту каменную ванну, но когда-нибудь настанет полная тишина, я зарасту мхом, головастики исчезнут, и даже воды не станет».

За мой локоть цепляется бабочка, она семенит по вытянутой руке к ладони и прыгает с кончиков пальцев в воду. Слегка приподнявшись, я вижу, как она скользит по поверхности воды, медленно погружаясь в нее. Вода все глубже затягивает крылья. Подхваченная течением, через расщелину в каменной ванне бабочка попадает в водопад. Только теперь я замечаю десятки бабочек, ползущих по камню к воде или падающих в ванну сверху. Я срываю растущую меж камней травинку, протягиваю ее бабочке, которая хватается за нее, и вытаскиваю ее из воды. Одну за другой я выуживаю множество бабочек, они полностью занимают плоский камень и сушат на нем свои помятые крылья. Вскоре они расправляют крылья и ровной линией летят друг за дружкой обратно к воде, к смерти. Однажды я была здесь с Люси. «Я покажу тебе самое тихое место во всей округе», – сказала она. Уже было жарко, когда мы утром пришли сюда и улеглись в купальниках на камни. Скала лежала на солнце голой мертвой глыбой, нигде ни малейшей тени. Я была рада провести с Люси весь день, но уже вскоре почувствовала вялость от палящего солнца; Люси же, наоборот, становилась все бодрее. Она рассказывала о растениях, встречающихся здесь, она знала, как все они называются. Постепенно засыпая, я слышала незнакомые мне названия этих растений. Уже почти сморенная палящим солнцем, я встряхнулась и опустилась в каменную ванну. Мгновенно взбодрившись в ледяной родниковой воде, я стала оживленно барахтаться, размахивая руками и ногами.