Лэндон и Шей. Разбитые сердца - Бриттани Ш. Черри

– Лэндон, ты же знаешь, что поступок Ланса не имел к тебе никакого отношения, верно? Он страдал от депрессии, с этим очень трудно справиться. Он был сломленным человеком.

Мне хотелось, чтобы она перестала говорить о Лансе так, словно она его знала. Она знала только то, что было написано в его некрологе. Он не был сломленным. Он был моим лучшим другом. Моей семьей. Моим героем. Он и моя мать взяли на себя большую часть моего воспитания, в то время как отец пропадал на работе. Ланс был младшим братом матери, и они были по-настоящему близки. Когда он переехал в наш дом, мы почувствовали, что такое настоящая семья. Ланс научил меня кататься на велосипеде. Он показал мне, как прыгать через лужи. Он научил меня морали и умел заставить меня смеяться.

Миссис Леви не понимала, о чем говорит, но все равно продолжала:

– Его поступок не имел к тебе никакого отношения. Ты это знаешь?

– Ага.

Это тоже было ложью. Мне бы хотелось не связывать тот несчастный случай с собой, но иногда слишком трудно отделить чужую боль от своей собственной. Вот что делает с человеком любовь – ваши сердца превращаются в одно целое. Вы оказываетесь так близко, что не можете отличить их боль от своей.

Я знал, что Ланс страдал от депрессии, и, честно говоря, думал, что я единственный, кто это заметил. Все остальные были слишком заняты собой. Поэтому я винил себя. Я должен был что-то с этим сделать. Я должен был кому-нибудь рассказать. Я должен был оказаться рядом с ним.

У меня закружилась голова, глаза начали слезиться. Мы, Харрисоны, не слабаки. Выше нос.

Он никогда не говорил мне о своей боли, но я замечал это и без слов. Может, потому что я был очень похож на своего дядю.

Он скрывал это так хорошо, словно его фальшивое счастье было щитом, позволявшим держать всех остальных на расстоянии вытянутой руки. Пока никто не знал о его боли, никто не мог по-настоящему его жалеть, а последнее, чего Ланс хотел, – человеческой жалости.

В эту субботу ему бы исполнилось сорок пять.

Я не должен был об этом думать. Я не должен был позволять ему проникать в мой разум. Но, черт возьми, он уже был здесь.

«Прекрати», – приказал я себе, качая головой. Мысли стали слишком навязчивыми, эмоции рвались наружу. Выше нос. Выше нос. Выше нос.

– Ты все еще со мной, Лэндон? – спросила миссис Леви, выводя меня из оцепенения.

Я поерзал в ее офисном кресле и откашлялся. Заботливые люди вызывали у меня дискомфорт.

– Я могу идти? Не волнуйтесь, я передам родителям, что вы проделали большую работу по исцелению моей души.

– Лэнд…

Ее прервал звук школьного звонка. Свобода. Я вскочил со стула, закинул лямку рюкзака за правое плечо и направился к двери.

– Лэндон, подожди, – крикнула она мне вдогонку.

Я оглянулся. Она улыбалась, и чем шире становилась ее улыбка, тем больше я убеждался в том, что она вызвана ее беспокойством и неловкостью.

– Возможно, сейчас тебе стоит найти себе занятие, это поможет тебе справиться. Отвлекись, переключи внимание на что-нибудь интересное – и тебе станет легче. Хорошо?

Ее добрый совет не имел никакого смысла – все это я знал и без ее слов. Мне нужно было нечто большее: то, на чем действительно можно сосредоточиться. Что-то, что позволило бы мне пережить эти адские недели, наполнило мой разум и заставило забыть о том, что моя жизнь – полный бардак.

Мне нужно было отвлечься.

– Увидимся в следующий понедельник, – сказала она мне, но я не ответил.

Одна мысль о предстоящей встрече вызывала усталость. Впрочем, это была не ее вина.

Я устал от всего.

* * *

Свет обжигает мои глаза – я хочу, чтобы это прекратилось.

Каждое утро, лежа в постели, я изо всех сил пытаюсь заставить себя встать.

Я устал.

Впрочем, у меня нет времени на усталость. Вокруг так много людей, которые рассчитывают на то, что я встану, улыбнусь и буду тем человеком, к которому они привыкли. Это так утомительно. Улыбаться больно, потому что я знаю, что это обман. Я знаю, что за каждой моей улыбкой скрывается хмурый взгляд. Нормально ли это? Неужели так живут все люди? С камнем на душе?

Тяжело.

Мне. Так. Тяжело.

Но я все равно это сделаю.

Я встану с кровати.

Я улыбнусь. Я буду смеяться. Я буду тем, кем они захотят, потому что это то, чего от меня ждут. Они ждут, что я буду сиять.

Даже когда мои огни погасли.

Л.

Шей

Мой отец был королем нашего замка, а я – его маленькой принцессой.

Я была его единственной дочерью, что автоматически делало меня его любимицей, но мама все равно не уставала мне об этом напоминать:

– Отец очень тебя любит, но не всегда знает, как это показать.

Это была чистая правда. Мой отец не был хорошим человеком, но в большинстве случаев был хорошим отцом, хоть и не проявлял свою любовь открыто. Он демонстрировал любовь своими действиями и своей критикой. Когда я была ребенком, моя мама училась на медсестру и попросила папу помочь ей с учебой. Он отказал, объяснив это тем, что она должна научиться всему сама, потому что на экзамене ей придется отвечать без него.

Я подумала, что это было беспричинной жестокостью.

Мама не согласилась.

– Он прав. На экзамене я буду одна, поэтому и учить должна без чужой помощи.

Она сдала экзамен, а когда сообщила ему эту новость, в гостиной ее ждало бриллиантовое колье.

– Я знал, что ты справишься сама, – сказал он ей. – Ты способна на все и без моей помощи.

Они любили друг друга. Со стороны могло показаться, что мама любила его больше, чем он ее, но я знала их лучше. Мой отец был сложным человеком. Я не могла вспомнить, когда он в последний раз говорил, что любит меня, но он выражал эту любовь взглядами, короткими кивками и крошечной ухмылкой. Когда он был доволен, он дважды кивал в мою сторону. Когда был расстроен – прожигал меня ледяными голубыми глазами. Когда отец был очень недоволен, он пробивал дыру в стене. Когда ему было грустно, он исчезал.

История любви моих родителей сопровождалась годами испытаний. В молодости отец часто попадал в неприятности, продавая наркотики. Хотя об этом не принято говорить, но в своем деле отец был гением. Он был великолепным продавцом. Мама всегда говорила, что он может продать людям дерьмо, и они будут использовать его вместо шампуня. Какое-то время мы вели довольно роскошную жизнь. Но когда он сам стал употреблять наркотики, все начало рушиться. Худшее, что может сделать наркоторговец, – попробовать свой продукт. Спустя время к наркотикам добавился алкоголь, и он стал еще холоднее, чем раньше. Отстраненным. Жестким.