Добродетельная куртизанка - Никола Корник

— Я рад, что вы преодолели ваше отвращение к собакам, — сказал вдруг Сигрейв, видя, как его пес лег у ног Люссиль. — Если мне не изменяет память, вы однажды заявили, что ненавидите собак.

Люссиль замерла. Разве Сюзанна ненавидит собак? Или Сигрейв просто разыгрывает ее?

— Что-то не припомню.

— Как же, как же… Летом прошлого — или позапрошлого? — года я, проезжая по парку, стал свидетелем того, как вас укусила в руку собака Гариетт Уилсон, и вы в гневе вскричали, что ненавидите собак и, будь на то ваша воля, всех пристрелили бы. Вы были просто в ярости.

— Ах, да, да… Отвратительная маленькая тварь, не перестававшая лаять.

— Если мне не изменяет память, у мисс Уильсон была немецкая овчарка — с мягкой иронией поправил ее Сигрейв. — Не такая уж маленькая тварь, да и укусила вас она так, что на руке остался шрам.

Шрам?! На руке?! На какой именно? Люссиль машинально взглянула на свои руки, но они были закрыты рукавами жакета. Она поспешила переменить тему разговора:

— А как зовут вашу лошадь, сэр?

— Прошу прощения, — не сразу нашелся с ответом Сигрейв.

— Ну, ту замечательную лошадь, на которой вы объезжаете свое имение. У нее, должно быть, тоже какая-нибудь громкая кличка.

— Это жеребец, и ему я дал имя коня Александра Македонского. Он вполне его заслуживает.

— Буцефал, значит, — промолвила Люссиль, забывшись, но испытующий, мягко говоря, взгляд графа быстро привел ее в себя.

— Вы интересуетесь классической историей, мисс Келлавей? Вот уж не думал! Значит, несмотря ни на что, вы унаследовали наклонности вашего отца.

«Несмотря ни на что»? Люссиль обиженно закусила губу. Но, сообразив, что критическое замечание относится не к ней, а к Сюзанне, промолчала. Услышь Сюзанна, что ее считают синим чулком, она бы возмутилась беспредельно.

— Ну, такие пустяки нам вбивали в голову еще в начальной школе, — ответила она безмятежнейшим тоном. — И я еще их помню — просто смешно. Ни за что не хочу прослыть интеллектуалкой, лучше умереть.

— Это вам не угрожает! — отрезал Сигрейв. — Ваши таланты, полагаю, проявляются в другой области. И он окинул ее оценивающим взглядом, который, однако, почему-то не оскорбил Люссиль. И сделал шаг по направлению к ней. Стоило ему протянуть руку — и он бы дотронулся до нее. Пульс Люссиль бешено забился, во рту пересохло, она нервно облизала губы, замечая, что Сигрейв провожает глазами движения ее языка. А в глазах у него появилось такое откровенное вожделение, что даже неискушенная Люссиль не могла его не заметить. Тут, к счастью, пес, отбежав, залаял, и Люссиль, в полном смятении, быстро повернулась и зашагала к воротам.

— Всего хорошего, сэр, — выдавила она из себя, с трудом узнавая свой голос.

Но он догнал ее у самых ворот и схватил за плечо.

— Я видел вас выходящей из церкви, мисс Келлавей, — резко сказал он. — Вы что, решили стать образцовой богомолкой?

Насмешливый, даже издевательский тон Сигрейва вмиг развеял магическое воздействие его чар на Люссиль.

— Что вы, сэр, я зашла туда в надежде похитить подсвечники — колко воскликнула она. — А вы, милорд, считаете себя вправе диктовать вашим арендаторам, ходить им в церковь или не ходить? Поостерегитесь, как бы вам не взять на себя слишком много.

Сигрейв сначала сощурился, затем расхохотался.

— Вполне заслуженный упрек, мисс Келлавей! Но какое вы противоречивое существо! Идемте, я провожу вас до «Кукса».

— Благодарю вас, — отрезала девушка. — В этом нет никакой нужды. Спокойной ночи.

Сигрейв привык к совсем иному отношению к себе женщин. Он промахнулся — ему следовало ее поцеловать. Жаль, очень жаль, что он упустил эту возможность. И Сигрейв с сожалением смотрел вслед удалявшейся маленькой стройной фигурке. И с чего это вдруг он разоткровенничался и начал ей рассказывать о Саламанке? Еще немного — и он бы раскрыл ей всю душу, поведал бы, что после возвращения с фронта его преследует тоска… Проклятие! Пребывание в деревне вызвало у него, видно, размягчение мозгов.

На следующий день погода испортилась, и Люссиль с утра углубилась в изучение карты Дилингема, обнаруженной ею в бумагах отца. Каждая лужайка и возвышенность были обозначены и надписаны. Вот Дилингем — в то время еще только ряд деревянных домов, неподалеку — Драконова гора, за ней — Дилингемский замок, окруженный садами.

Миновало уже две недели — а от Сюзанны ни слуху, ни духу. А как хочется поскорее уехать отсюда! Пребывать в роли Сюзанны стало вдруг невыносимо, даже, несмотря на то, что ее никто не навещал. Только бы Сигрейв больше не являлся в «Кукс»!

Так размышляла Люссиль, беспокойно ерзая на своем стуле.

После ленча тучи рассеялись, и Люссиль, не в силах больше оставаться взаперти в четырех стенах, обулась в походные ботинки и вызвала коляску.

— Отвезите меня, пожалуйста, на берег моря, — приказала она кучеру. Джон бесконечно удивился: до моря шесть миль по разбитому проселку, это когда же они до него доберутся? Но еще больше его поразило то, что на взморье Люссиль вышла из коляски и, не обращая внимания на сильный ветер и брызги от больших волн, пошла вдоль берега; мисс Сюзанна Келлавей никогда не ходила пешком, если только можно было ехать в коляске, и ни разу не сказала ему «спасибо» или «пожалуйста».

Свинцовое море грозно шумело, огромные волны набегали на гальку, над головой Люссиль с криком кружились морские птицы.

Она дошла до подножия невысокой скалы, забралась на нее и вступила на извилистую тропку, упершуюся через пару минут в старую изгородь. За ней, сквозь густые ряды кустарников и рощицу причудливо изогнувшихся деревьев, просматривался дом. Люссиль изумилась: кому пришло в голову поселиться в таком отдаленном от людей месте?

— Боже ты мой! Какая красавица! — раздался вдруг рядом с ней женский звучный голос.

Люссиль отскочила от забора и оглянулась. Из кустов вышла дама неопределенного возраста, одетая явно не по погоде в какой-то балахон из голубого шифона и алого газа. На руке висела корзинка с розами, у ног стояла белая пушистая кошка. Мудрые карие глаза внимательно рассматривали Люссиль.

— Так вот вы какая, мисс Келлавей, — произнесла, наконец, незнакомка. — Не выпьете ли со мной чаю? Меня в округе не признают, так что гости у меня большая редкость. Я — Бесси Биллингем, вдова лорда Биллингема, а в прошлом — Бесси Боулс. Она замолчала, явно надеясь быть узнанной, и Люссиль не обманула ее ожиданий.

— Как же, как же, я читала, мадам, о вашем блестящем исполнении роли Виолы в «Двенадцатой ночи» Шекспира. Рецензенты до сих пор спорят, что является вашей стихией — комедия или мелодрама.

— О, это было так давно, дорогая, еще до вашего рождения! — Леди Биллингем улыбалась, явно польщенная. — И до того, как я встретила лорда Биллингема и похоронила себя заживо в этом мавзолее.