Это наш дом - Артем Каменистый

Второй вид работы – нивелирование «стартовой площадки». Так пленники называли ровную пустошь, тянувшуюся южнее пирамиды. В длину она вытягивалась примерно на полкилометра, по ширине была не меньше сотни метров. Именно на нее пилоты посадили самолет. Обломки машины потом неделю убирали совместными усилиями пленников и аборигенов. На стартовой площадке все должно быть идеально гладким. Если день был не дождливым, то десяток-другой рабочих с утра до вечера ползали по ней на коленях, заделывая найденные щербины и неровности смесью из глины, песка и битума. Эти заплатки Чубака лично заравнивал тяжелым каменным катком.

Сегодня, очевидно, предстоит третий вид работ – сбор степных растений. Этим также занимались практически ежедневно – костру нужно топливо, а пирамиде сено. Но обычно здесь задействовалось две-три группы по три-четыре пленника или аборигена. Всех одновременно гоняли нечасто – Андрей по пальцам мог пересчитать такие случаи.

Все необычное пленников всегда пугало… Неужто опять запуск? Нет, только не это…

Запуск – это местный кошмар. Самый страшный кошмар. Ужасающий в своей нелогичности, жестокости и полнейшей непонятности. Все, что связано с запуском, в разговорах людей своего рода табу – про него предпочитают помалкивать. Если кто-то его настойчиво упоминает, то немедленно оказывается в положении вульгарного матерщинника, ухитрившегося в костюме извращенца заявиться на лирический вечер духовной поэзии. Но если на подобном мероприятии ему грозит лишь моральная обструкция, то здесь могут и в глаз дать.

Не любят пленники напоминаний о самом страшном кошмаре этого мира. Единственное исключение – день запуска. Не весь день, а только после события. Тогда его обсуждать можно свободно. Бояться уже нечего: двух запусков в один день не бывает – это люди безошибочно осознали еще в первый раз.

Пережить такой кошмар два раза за день не получится – не хватит ни сил, ни нервов.

Колонна миновала дальнюю оконечность полосы. Здесь людям приходилось шагать осторожно: вся растительность вырезана под корень – развалившаяся, латаная-перелатаная обувь защищала ненадежно. Ноги были очень недовольны контактом с сухими пеньками степных трав и кустиков. Кроме того, повсюду громоздятся кучи обломков самолета. Когда их вытаскивали с полосы, всю местность вокруг усеяли осколками стекла, металла и пластика. Обух примерно неделю назад ухитрился загнать здесь в ногу алюминиевый треугольник с зазубренными краями. Вытащить его было непросто, а рана потом сильно воспалилась, и ему с каждым днем становилось все хуже. Лечить ногу нечем… Жаль, Обух на вид не кажется крепким, но силен и вынослив.

Был…

Чем дальше отходили от поселка, тем легче становилось идти. Бригады сборщиков травы здесь свирепствовали гораздо реже, так что обрезки стеблей ногам почти не угрожают. При каждом шаге в разные стороны разлетались толпы кузнечиков. Их здесь было настолько много, что среди пленников постоянно муссировались голодные идеи наловить их побольше и зажарить в котле. Пока что реализовывать не пробовали. Максимум на что сподобились – слопали несколько ящериц и одного суслика. Этой живности было здесь так мало, что серьезным подспорьем в рационе людей они стать не могли. Серьезная живность приближаться к поселку не желала, но вдали от него ее хватало. Во время своих побегов Андрей в этом убедился. Да и отряды дистрофиков нередко уходили поохотиться, приносили зайцев и здоровенных птиц, похожих на маленьких страусов. Изредка им доставались и приличные животные – длиннорогие рыжеватые козы. Дичь измельчалась и шла добавкой к халве. А жаль, любой пленник полжизни бы отдал за хороший кусок проваренного мяса. А если оно при этом будет еще и соленым, то хоть сразу убивайте.

Чубака внезапно остановился, наклонился, ухватился за зеленый стебель степного бурьяна, вырвал растение из земли с корнем, бросил его перед собой. Это было сигналом к началу работы.

Присев на пятачке с буйной растительностью, Андрей достал из кармана узкий обломок стекла с залитым расплавленным пластиком основанием. Ухватив пучок травы, он этим примитивным ножом подрезал ее у корней, сложил в кучку. Против подобных орудий труда аборигены не возражали, хотя за найденный кусок металла могли жестоко отлупить древками дротиков и секир.

Теперь весь день люди будут резать траву своими убогими орудиями. Когда наберется приличный стожок, Андрей потащит его к общей куче, расположение которой указал Чубака. Когда возле главного надсмотрщика наберется приличная копна, дистрофики начнут перетаскивать добычу в поселок – для этого они прихватили огромные кожаные мешки. Производительность труда здесь удручающая – много травы не набрать. Почти вся добыча уходит в пирамиду, оставшегося топлива едва хватает, чтобы накипятить немного воды для питья. Даже халву частенько едят недоваренную или вообще замоченную.

Пару раз в месяц в степь уходит отряд из десятков аборигенов и пленников. Они отправляются далеко на запад, путь занимает несколько часов. Там, добравшись до глубокой балки, рубят кусты и даже мелкие деревца, назад тащат вязанки отменного хвороста. Это топливо складывают в отдельный сарай и обычно используют лишь зимой, для обогрева жилищ пленников и аборигенов. Нельзя сказать, что в развалюхах становится гораздо теплее от скудно снабжаемого очага, но хоть веселее, да и запах дыма перебивает тяжелую вонь от немытых тел. Людям, попавшим в такую «экспедицию», дико завидовали. Там, на дне балки, можно было напиться вволю из ручья – вода чистейшая и холодная. Там же, бывало, попадались сочные стебли дикого лука, а в начале лета можно собирать крупную землянику. Осенью терпкий терн, боярышник, барбарис, шиповник, сладкая или горькая рябина, бузина, бывало, и орехи попадались. Охрана, конечно, не даст наесться вволю, но хоть что-то перепадает.

От гастрономических воспоминаний рот начал наполняться слюной. Проклятье, что ж ему сегодня так жрать хочется?! Вроде пайку себе неслабую урвал, да и позавтракали буквально только что – сыт вроде бы… Нет, именно при воспоминаниях о ягодах желудок рыдать начинает. Видимо, витаминов не хватает… Плохо, что Чубака народ на горке поставил, в низине, бывает, щавель попадается, пожевать хоть можно.

Монотонная работа не мешала погружаться в мир воспоминаний, но при этом Андрей из реальности не выпадал – за обстановкой следил внимательно и сразу расслышал шипящий, зловещий звук, накатывающийся от поселка. Не вставая, обернулся, увидел, что основание западной половины пирамиды утонуло в клубах пара, струями вырывающихся из нее.

Вот и накликал – о таком не зря, наверное, люди предпочитают помалкивать. Выходит, и думать про это тоже чревато неприятностями. Стоило только о нем подумать, и вот он – приветствуйте.

Привет, запуск.

Рейка послушно вошла в паз. Слишком свободно – это нехорошо. Должна с натугой заходить – под аккуратными ударами киянки, тогда крепче держаться будет. Не рассчитал немного. Пилу потоньше надо – вечно лишнее прихватывает. Ну уж какая есть. Инструментов сейчас хватает, не первый год уже здесь, но до земных им зачастую далековато. Ну и ладно, он делает полку для кухонной утвари, ей слона выдерживать не надо, так что зазоры вполне допустимы. Да и гвоздей у него полный туесок, всех размеров. Можно не экономить – в центре катастрофы стальной проволоки хватит планету по экватору обернуть, а уж сколько из нее гвоздей можно нарубить, страшно подумать. Да и свою подходящую проволоку кузнецы рано или поздно тянуть научатся в массовом порядке. Штамповку уже давно освоили, так что в таких несложных предметах, как гвоздь, недостатка никогда не будет.